Битва за свободу
В 1979 году Демократическую Кампучию постигла беда. Маленькую, но гордую страну оккупировали вьетнамские коммунисты, свергнувшие романтика Пол Пота.
Марионеточное правительство, державшееся на вьетнамских штыках, установило новые порядки: отныне можно было жить в городах и пользоваться деньгами, читать книги и носить очки, учиться и лечиться, смотреть кино и отправлять религиозные культы.
Словом, Кампучию поработили иноземные захватчики. Но патриотические силы не смирились с оккупацией своей Родины! Опираясь на вольнолюбивое крестьянство, "красные кхмеры" начали борьбу за освобождение Кампучии от вьетнамского ига.
Мировая общественность симпатизировала кампучийским патриотам: марионеточный режим не был признан ООН, товарищ Пол Пот и его соратники получали американскую помощь. "Красные кхмеры" считались такими же борцами за свободу, как и доблестные афганские моджахеды…
Это лишь одна из парадоксальных историй, которые преподносит нам заветное слово "свобода". Слово, весьма актуальное для нынешней Украины, где с вольностями дело обстоит туго.
Эксперты отмечают, что всего за год Виктор Федорович преодолел путь к диктатуре, пройденный Леонидом Даниловичем за десять лет. Противодействие Януковичу становится синонимом битвы за свободу. А посему стоит разобрать парадоксы, связанные с этой сокровенной ценностью.
Отчего борьба за освобождение трудящихся оборачивается трудовыми лагерями и рукотворным голодом? Почему национально-освободительные движения несут жесточайший террор и нередко приводят к установлению кровавых диктатур?
Видимо, потому, что понятие свободы несовместимо с любыми коллективистскими концепциями. "Свободная нация" или "свободный народ" – такой же нонсенс, как свободный улей или муравейник. Свобода доступна лишь отдельно взятому человеку. Это индивидуальная ценность, тесно связанная с нашими личными вкусами и приоритетами.
И признаком свободного государства является не усердное размахивание цветной тряпкой, а стремление обеспечить личные свободы всех граждан – разумеется постольку, поскольку они не противоречат друг другу.
Свобода – это возможность выбора, и чем больше альтернатив, тем больше формальной свободы. Но востребованность альтернативных вариантов разнится слишком сильно.
Автору "УП" необходима свобода публиковать свои глубокомысленные тексты, а простому сантехнику или гаишнику эта свобода не нужна и даром. Яйцеголовый интеллигент хочет свободно читать Пастернака и Солженицына, а бездуховный спекулянт с радостью обменяет крамольную макулатуру на освобождение от налогов.
Для нескольких процентов населения чрезвычайно актуальна свобода однополых браков, абсолютно ненужная гетеросексуальному большинству. А кого-то привлекает свобода разбивать чужие головы, свобода присваивать чужое имущество или свобода навязывать окружающим свою волю.
Наши интересы совпадают лишь частично, поэтому совместная борьба за свободу приводит к неизбежным коллизиям. В годы перестройки миллионы советских граждан восстали против диктатуры КПСС.
Но если очкарик-диссидент жаждал свободы слова и свободных выборов, то рядовой обыватель хотел свободно потреблять колбасу, джинсы, импортную электронику и голливудские фильмы. Получив желаемое, скромный мещанин переметнулся на сторону Путина и Лукашенко. А незадачливый диссидент остался в одиночестве и недоумении: вчерашние соратники по демократическим боям очутились во вражеском лагере!
О постсоветских обывателях часто говорят как о рабах, готовых променять свободу на стабильность и материальный достаток. Но так ли это?
Любовь к свободе свойственна любому человеку, в том числе обделенному высокими духовными запросами. Его привлекает свобода разнообразить свое меню – вместо необходимости экономить на питании. Ему нужна свобода выбирать новую одежду – вместо необходимости донашивать старую.
Он жаждет свободно наслаждаться свежим воздухом, морем и солнцем – вместо необходимости проводить отпуск дома из-за недостатка средств. Ему хочется свободно ходить по улицам в любое время суток – вместо необходимости дрожать за свое здоровье и кошелек.
Поскольку деньги и безопасность приносят раскрепощение, о размене свободы на эти блага говорить некорректно: в действительности происходит обмен одних свобод на другие. Обыватель отбрасывает ненужные ему политические свободы ради более актуальных.
Но нам трудно смириться с мыслью, что чужое представление о свободе существенно отличается от нашего. И мы охотно рассуждаем о "рабской психологии", "рабском менталитете", даже о "рабских генах".
Что ж, вот поучительный эпизод из жизни одной рабской нации. В 1848 году французы свергли одиозного короля Луи-Филиппа. На парижских улицах гремела "Марсельеза", граждане радостно приветствовали свободу и республику.
А уже в 1851-м президент Луи-Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот и узурпировал власть, но большинство французов не пошевелили и пальцем. Во Франции был установлен авторитарный режим, опиравшийся на массовую народную поддержку. И демократы-политэмигранты вроде Виктора Гюго тщетно издавали обличительные памфлеты, призывая соотечественников к бунту.
Вероятно, загадочная генетическая мутация превратила вольнолюбивых французов в покорных рабов? Боюсь, все было намного проще. Бонапартистский режим покончил с демократией, зато стабилизировал экономику, предоставив гражданам свободу зарабатывать и тратить деньги.
Власть душила независимую журналистику, зато разрешала легкомысленные развлечения и весьма смелую по меркам XIX века эротику. Такая liberté вполне устраивала среднего буржуа или пролетария, но не автора "Отверженных"…
Однако вернемся в современную Украину. Кому из наших сограждан действительно нужны политические свободы? Будем откровенны: это не фанатичные аскеты, готовые ходить в рубище и питаться черствыми корками во имя демократии. В основном это офисный средний класс, чьи потребительские свободы уже обеспечены.
Взбираясь вверх по пирамиде Маслоу, эти люди хотят большего – их угнетает необходимость быть заложниками президентской воли, они жаждут влиять на будущее своей страны. Увы, данная прослойка немногочисленна и вынуждена постоянно озираться по сторонам в поисках могучих попутчиков.
Недовольство украинцев нынешней властью стремительно растет. Но лишь немногих пугает намерение Януковича стать вторым Лукашенко. Основную массу граждан печалит другое: неспособность Виктора Федоровича превратиться в щедрого бацьку, дарующего народу материальное раскрепощение взамен гражданских свобод. Янукович теряет поддержку не из-за диктаторского гнета, а из-за гнета бедности.
В последнее время украинская интеллигенция озаботилась социальными проблемами украинского плебса. Кое-кто уже вытащил на белый свет запыленные мантры о базисе и надстройке. Раньше эти приземленные материи не слишком интересовали демократическую общественность, но сегодня социальное недовольство масс воспринимается как таран против авторитарного Януковича.
Налицо обнадеживающий пример арабских диктаторов, спасовавших перед обездоленной толпой. Словом, те, кого еще вчера именовали "рабами" и "быдлом", превращаются в ценных союзников. Но насколько перспективен этот союз?
Демократия может утвердиться лишь в том обществе, где она реально востребована.
Однако политическая свобода, объявленная ключом к потребительской свободе, – это конфета-пустышка. Демократический строй (как, впрочем, и авторитарный) не гарантирует экономического роста и материального достатка. Обнаружив, что фантик пуст, разочарованный обыватель тут же выбросит его на помойку.
Можно делать вид, будто голодный бунт против авторитарного режима – это битва за гражданские свободы. Но не стоит удивляться, что демократия, завоеванная таким путем, окажется нежизнеспособной и вскоре рухнет, словно карточный домик.
