ПРИЗРАК ВЛАСТИ
И БОРЦЫ С ТЛЕНОМ
И БОРЦЫ С ТЛЕНОМ
Кто и зачем меняет Северодонецк
Будущее Донбасса | Спецпроект
О проекте
«Будущее Донбасса» – это серия репортажей, рассказывающая о городах на востоке Украины в послевоенный период. О том, как там меняются люди, власть, отношения между активистской средой и жителями, и о том, кто и что может изменить города Донбасса.
«Будущее Донбасса» – это серия репортажей, рассказывающая о городах на востоке Украины в послевоенный период. О том, как там меняются люди, власть, отношения между активистской средой и жителями, и о том, кто и что может изменить города Донбасса.
Этот материал создан командой мультимедийного проекта «ZABORONA» совместно с «Украинской правдой» и программой «Код Мiста», специализирующейся на исследовании культуры и социальной активности в украинских городах, в рамках проекта «Укрепление общественного доверия» (UCBI II), при финансовой поддержке Агентства США по международному развитию (USAID).
«Будущее Донбасса» – это серия репортажей, рассказывающая о городах на востоке Украины в послевоенный период. О том, как там меняются люди, власть, отношения между активистской средой и жителями, и о том, кто и что может изменить города Донбасса.
Этот материал создан командой мультимедийного проекта «ZABORONA» совместно с «Украинской правдой» и программой «Код Мiста», специализирующейся на исследовании культуры и социальной активности в украинских городах, в рамках проекта «Укрепление общественного доверия» (UCBI II), при финансовой поддержке Агентства США по международному развитию (USAID).
Спецпроект
"БОРЕМСЯ ЗА ТО,
ЧТОБЫ МОЖНО БЫЛО ЖИТЬ И НЕ СКУЧАТЬ"
Текст: Катерина Сергацкова
Мультимедиа: Роман Степанович
Фото: Ольга Иващенко
Графика: Дмитрий Сильченко
ЧТОБЫ МОЖНО БЫЛО ЖИТЬ И НЕ СКУЧАТЬ"
Текст: Катерина Сергацкова
Мультимедиа: Роман Степанович
Фото: Ольга Иващенко
Графика: Дмитрий Сильченко
– Едешь – и все такое печальное, – протяжно произносит таксист.
Со скорбным лицом он смотрит вперед, на остов одного из заводов, встречающих нас на въезде в Северодонецк, и возмущенно добавляет: – Вот почему там, где нет никакой промышленности, все выглядит ещё более-менее нормально?
Север – а именно так его называют местные – является частью промышленной агломерации, "треугольника", формирующегося вокруг реки Северский Донец. С запада Северодонецк ограничивает Лисичанск, с севера – Рубежное.
До войны Север был маленьким промышленным городком под брюхом у Луганска. Сегодня это – молодая развивающаяся столица Луганской области, которая после лета 2014-го пополнилась тысячами переселенцев с оккупированных территорий, киевскими чиновниками и невиданной долей областного бюджета.
Со скорбным лицом он смотрит вперед, на остов одного из заводов, встречающих нас на въезде в Северодонецк, и возмущенно добавляет: – Вот почему там, где нет никакой промышленности, все выглядит ещё более-менее нормально?
Север – а именно так его называют местные – является частью промышленной агломерации, "треугольника", формирующегося вокруг реки Северский Донец. С запада Северодонецк ограничивает Лисичанск, с севера – Рубежное.
До войны Север был маленьким промышленным городком под брюхом у Луганска. Сегодня это – молодая развивающаяся столица Луганской области, которая после лета 2014-го пополнилась тысячами переселенцев с оккупированных территорий, киевскими чиновниками и невиданной долей областного бюджета.
– Едешь – и все такое печальное, – протяжно произносит таксист.
Со скорбным лицом он смотрит вперед, на остов одного из заводов, встречающих нас на въезде в Северодонецк, и возмущенно добавляет: – Вот почему там, где нет никакой промышленности, все выглядит ещё более-менее нормально?
Север – а именно так его называют местные – является частью промышленной агломерации, "треугольника", формирующегося вокруг реки Северский Донец. С запада Северодонецк ограничивает Лисичанск, с севера – Рубежное.
До войны Север был маленьким промышленным городком под брюхом у Луганска. Сегодня это – молодая развивающаяся столица Луганской области, которая после лета 2014-го пополнилась тысячами переселенцев с оккупированных территорий, киевскими чиновниками и невиданной долей областного бюджета.
Со скорбным лицом он смотрит вперед, на остов одного из заводов, встречающих нас на въезде в Северодонецк, и возмущенно добавляет: – Вот почему там, где нет никакой промышленности, все выглядит ещё более-менее нормально?
Север – а именно так его называют местные – является частью промышленной агломерации, "треугольника", формирующегося вокруг реки Северский Донец. С запада Северодонецк ограничивает Лисичанск, с севера – Рубежное.
До войны Север был маленьким промышленным городком под брюхом у Луганска. Сегодня это – молодая развивающаяся столица Луганской области, которая после лета 2014-го пополнилась тысячами переселенцев с оккупированных территорий, киевскими чиновниками и невиданной долей областного бюджета.
Внешне эти изменения практически незаметны. Север не очень похож на город: это скорее один большой спальный район, окруженный лесопосадкой с одной стороны и промышленными гигантами с другой.
В центре Севера нас встречает Ариф Багиров. Его называют хранителем города и проводником в мир луганского контекста.
В девяностые он, как и многие в регионе, занимался «не очень легальными делами»: какими именно – предпочитает не говорить.
А в нулевых, после первого Майдана, стал интересоваться искусством. Теперь участвует в каждом втором крупном культурном событии в стране: от фестивалей современного искусства и общественных форумов до дискотек и показов документального кино.
Во время "русской весны" он организовывал проукраинские митинги, а в период, когда Север был оккупирован "ЛНР", вел популярный блог о происходящем и, рискуя жизнью, рисовал на публичных объектах украинскую символику. Теперь сам удивляется, как его тогда не "грохнули".
В центре Севера нас встречает Ариф Багиров. Его называют хранителем города и проводником в мир луганского контекста.
В девяностые он, как и многие в регионе, занимался «не очень легальными делами»: какими именно – предпочитает не говорить.
А в нулевых, после первого Майдана, стал интересоваться искусством. Теперь участвует в каждом втором крупном культурном событии в стране: от фестивалей современного искусства и общественных форумов до дискотек и показов документального кино.
Во время "русской весны" он организовывал проукраинские митинги, а в период, когда Север был оккупирован "ЛНР", вел популярный блог о происходящем и, рискуя жизнью, рисовал на публичных объектах украинскую символику. Теперь сам удивляется, как его тогда не "грохнули".
Ариф Багиров, 40 лет
Активист, художник
Активист, художник
Внешне эти изменения практически незаметны. Север не очень похож на город: это скорее один большой спальный район, окруженный лесопосадкой с одной стороны и промышленными гигантами с другой.
В центре Севера нас встречает Ариф Багиров. Его называют хранителем города и проводником в мир луганского контекста.
В девяностые он, как и многие в регионе, занимался «не очень легальными делами»: какими именно – предпочитает не говорить.
А в нулевых, после первого Майдана, стал интересоваться искусством. Теперь участвует в каждом втором крупном культурном событии в стране: от фестивалей современного искусства и общественных форумов до дискотек и показов документального кино.
Во время "русской весны" он организовывал проукраинские митинги, а в период, когда Север был оккупирован "ЛНР", вел популярный блог о происходящем и, рискуя жизнью, рисовал на публичных объектах украинскую символику. Теперь сам удивляется, как его тогда не "грохнули".
В центре Севера нас встречает Ариф Багиров. Его называют хранителем города и проводником в мир луганского контекста.
В девяностые он, как и многие в регионе, занимался «не очень легальными делами»: какими именно – предпочитает не говорить.
А в нулевых, после первого Майдана, стал интересоваться искусством. Теперь участвует в каждом втором крупном культурном событии в стране: от фестивалей современного искусства и общественных форумов до дискотек и показов документального кино.
Во время "русской весны" он организовывал проукраинские митинги, а в период, когда Север был оккупирован "ЛНР", вел популярный блог о происходящем и, рискуя жизнью, рисовал на публичных объектах украинскую символику. Теперь сам удивляется, как его тогда не "грохнули".
Ариф Багиров, 40 лет
Активист, художник
Активист, художник
Вот, это место я бы хотел возродить, – говорит Ариф, показывая на полуразвалившееся здание "таблетки", которое когда-то было помпезным кафе.
На фасаде все еще сохранились уникальные витражи и люстры
На фасаде все еще сохранились уникальные витражи и люстры
Именно к Арифу обращаются организаторы культурных и общественных инициатив, когда хотят провести свои события в Севере. Он никому не отказывает. Всех водит, как поводырь, по местным достопримечательностям.
– Моя задача тут – всех со всеми подружить, – улыбается он. – Чем больше тут будет всякого происходить, тем лучше городу.
– Вот, это место я бы хотел возродить, – говорит он, показывая на полуразвалившееся здание "таблетки", которое когда-то было помпезным кафе. На фасаде все еще сохранились уникальные витражи и люстры. – Можно было бы сделать здесь хаб для художников, активистов, айтишников. А можно – крутой клуб для молодежи. Да что угодно можно! Только "размеценатить" на это дело кого-то надо.
– Моя задача тут – всех со всеми подружить, – улыбается он. – Чем больше тут будет всякого происходить, тем лучше городу.
– Вот, это место я бы хотел возродить, – говорит он, показывая на полуразвалившееся здание "таблетки", которое когда-то было помпезным кафе. На фасаде все еще сохранились уникальные витражи и люстры. – Можно было бы сделать здесь хаб для художников, активистов, айтишников. А можно – крутой клуб для молодежи. Да что угодно можно! Только "размеценатить" на это дело кого-то надо.
В здании старого кафе сохранились витражи и люстры советских времен.
Ариф Багиров считает, что оно могло бы стать центром притяжения молодежи. Северодонецк, сентябрь 2017.
Ариф Багиров считает, что оно могло бы стать центром притяжения молодежи. Северодонецк, сентябрь 2017.
"Размеценатить" – слово, которое Ариф любит применять по отношению к местным бизнесменам, пока что не желающим вкладываться в развитие города. Собственно, здание кафе уже давно выкуплено владельцем сети продуктовых магазинов Дмитрием Шатиловым. Он, вероятно, не заинтересован в том, чтобы восстанавливать здание.
– А вот здесь были теннисные корты, – Ариф показывает на пустырь неподалеку от здания городской администрации. – А это мы называем "островком стабильности", – говорит он, проводя по двору, напичканному самодельными тренажерами, плакатами с призывами к ЗОЖ и по-детски наивными фигурками.
Это все, говорит Ариф, делает Виталик, местный сварщик. Сам Виталик, высокий накаченный мужчина в оранжевых очках для сварки, тащит через двор детали для своего нового творения – детской карусели.
– Он не любит говорить с журналистами, – смеется Ариф, пожимая ему руку. – Ну, а нам что, он хорошее дело делает, полезное.
– А вот здесь были теннисные корты, – Ариф показывает на пустырь неподалеку от здания городской администрации. – А это мы называем "островком стабильности", – говорит он, проводя по двору, напичканному самодельными тренажерами, плакатами с призывами к ЗОЖ и по-детски наивными фигурками.
Это все, говорит Ариф, делает Виталик, местный сварщик. Сам Виталик, высокий накаченный мужчина в оранжевых очках для сварки, тащит через двор детали для своего нового творения – детской карусели.
– Он не любит говорить с журналистами, – смеется Ариф, пожимая ему руку. – Ну, а нам что, он хорошее дело делает, полезное.
«А это мы называем "островком стабильности", – говорит наш проводник, проходя по двору, напичканному самодельными тренажерами, плакатами с призывами к ЗОЖ »
– Печалька тут у нас, конечно, – весело говорит Ариф. Мы идем с ним, перескакивая через рытвины в асфальте, к зданию, в котором разместились две крупные общественные инициативы. С улицы здание больше напоминает склад промышленных материалов – возможно, когда-то он им и был.
На окнах первых этажей – решетки. В одном крыле располагается луганский офис организации "Восток SOS" – крупнейшей инициативы, с лета 2014-го занимающейся проблемами вынужденных переселенцев.
В другом крыле – новая общественная площадка "ХочуБуду".
На окнах первых этажей – решетки. В одном крыле располагается луганский офис организации "Восток SOS" – крупнейшей инициативы, с лета 2014-го занимающейся проблемами вынужденных переселенцев.
В другом крыле – новая общественная площадка "ХочуБуду".
Руководительница северодонецкого филиала общественной организации «Восток SOS»
Мария Гуляева постоянно работает с переселенцами
Мария Гуляева постоянно работает с переселенцами
Кирилл Дубровин, основатель хаба и глава организации "Северодонецкая молодежная рада", радостно встречает нас на входе за стойкой администратора.
– А мы тут хостел решили сделать! – сходу говорит Кирилл и заливисто смеется.
Пространство хаба делится на несколько зон: комната с креслами-мешками и настольными играми, комната-зал с зеркалом для мейкапа (каждые выходные здесь работает модельное агентство), комната с музыкальным оборудованием, которая периодически превращается в репетиционную точку, и комната для переговоров и административных дел.
"ХочуБуду" открылось в феврале 2017-го и сегодня принимает у себя всевозможные молодежные общественные инициативы.
– Это наш проект по созданию социальной платформы – коворкинг, антикафе, молодежный центр и место для знакомств. Можно реализовать свои инициативы и идеи, получить поддержку и советы, – объясняет Кирилл Дубровин. – Здесь проходят занятия по вокалу, English speaking club, даже дни рождения тут проводим. Пытаемся выйти на самоокупаемость.
– А мы тут хостел решили сделать! – сходу говорит Кирилл и заливисто смеется.
Пространство хаба делится на несколько зон: комната с креслами-мешками и настольными играми, комната-зал с зеркалом для мейкапа (каждые выходные здесь работает модельное агентство), комната с музыкальным оборудованием, которая периодически превращается в репетиционную точку, и комната для переговоров и административных дел.
"ХочуБуду" открылось в феврале 2017-го и сегодня принимает у себя всевозможные молодежные общественные инициативы.
– Это наш проект по созданию социальной платформы – коворкинг, антикафе, молодежный центр и место для знакомств. Можно реализовать свои инициативы и идеи, получить поддержку и советы, – объясняет Кирилл Дубровин. – Здесь проходят занятия по вокалу, English speaking club, даже дни рождения тут проводим. Пытаемся выйти на самоокупаемость.
Кирилл Дубровин, 31 год
Общественный активист
Общественный активист
Кирилл Дубровин, основатель хаба и глава организации "Северодонецкая молодежная рада", радостно встречает нас на входе за стойкой администратора.
– А мы тут хостел решили сделать! – сходу говорит Кирилл и заливисто смеется.
Пространство хаба делится на несколько зон: комната с креслами-мешками и настольными играми, комната-зал с зеркалом для мейкапа (каждые выходные здесь работает модельное агентство), комната с музыкальным оборудованием, которая периодически превращается в репетиционную точку, и комната для переговоров и административных дел.
"ХочуБуду" открылось в феврале 2017-го и сегодня принимает у себя всевозможные молодежные общественные инициативы.
– Это наш проект по созданию социальной платформы – коворкинг, антикафе, молодежный центр и место для знакомств. Можно реализовать свои инициативы и идеи, получить поддержку и советы, – объясняет Кирилл Дубровин. – Здесь проходят занятия по вокалу, English speaking club, даже дни рождения тут проводим. Пытаемся выйти на самоокупаемость.
– А мы тут хостел решили сделать! – сходу говорит Кирилл и заливисто смеется.
Пространство хаба делится на несколько зон: комната с креслами-мешками и настольными играми, комната-зал с зеркалом для мейкапа (каждые выходные здесь работает модельное агентство), комната с музыкальным оборудованием, которая периодически превращается в репетиционную точку, и комната для переговоров и административных дел.
"ХочуБуду" открылось в феврале 2017-го и сегодня принимает у себя всевозможные молодежные общественные инициативы.
– Это наш проект по созданию социальной платформы – коворкинг, антикафе, молодежный центр и место для знакомств. Можно реализовать свои инициативы и идеи, получить поддержку и советы, – объясняет Кирилл Дубровин. – Здесь проходят занятия по вокалу, English speaking club, даже дни рождения тут проводим. Пытаемся выйти на самоокупаемость.
Кирилл Дубровин, 31 год
Общественный активист
Общественный активист
«До того, как открыть пространство, Кирилл десять лет проработал на градообразующем
заводе "Азот"»
заводе "Азот"»
До того, как открыть пространство, Кирилл десять лет проработал на градообразующем заводе "Азот". В 2015-м уволился и пошел водителем в правозащитную организацию "Право на захист", потом – в детский благотворительный фонд.
Он – из тех, кто никогда не переезжал из Северодонецка ради заработка, карьерного роста или насыщенной культурной среды. Здесь Кирилл чувствует себя своим и для него это важно.
Но это не значит, что легко.
Он – из тех, кто никогда не переезжал из Северодонецка ради заработка, карьерного роста или насыщенной культурной среды. Здесь Кирилл чувствует себя своим и для него это важно.
Но это не значит, что легко.
«Финансирование поступает только от международных фондов. Никто из местных предпринимателей не вкладывается в "ХочуБуду"»
За каждый квадратный метр хаба организация платит 50 гривен в месяц. Это мелочь по сравнению с арендными ставками в среднем по городу, но аренду постоянно угрожают поднять.
Деньги на открытие пространства дал американский донор USAID после того, как Дубровин съездил на форум пространства "Вiльна Хата" в Краматорске и захотел сделать нечто подобное. Правда, сделать из помещения более-менее уютное место оказалось непросто.
– Когда нам открыли это помещение, тут такое было… – Кирилл пытается интонацией донести, какое именно. – Тут все справляли нужду. Какого только мусора не было! Ремонт делали своими руками несколько месяцев, зимой, когда температура здесь была 12-17 градусов.
Финансирование, говорит Кирилл, поступает только от международных фондов. Никто из местных предпринимателей не хочет и, видимо, еще долго не будет вкладываться в "ХочуБуду". Ариф утвердительно кивает: так и есть.
Деньги на открытие пространства дал американский донор USAID после того, как Дубровин съездил на форум пространства "Вiльна Хата" в Краматорске и захотел сделать нечто подобное. Правда, сделать из помещения более-менее уютное место оказалось непросто.
– Когда нам открыли это помещение, тут такое было… – Кирилл пытается интонацией донести, какое именно. – Тут все справляли нужду. Какого только мусора не было! Ремонт делали своими руками несколько месяцев, зимой, когда температура здесь была 12-17 градусов.
Финансирование, говорит Кирилл, поступает только от международных фондов. Никто из местных предпринимателей не хочет и, видимо, еще долго не будет вкладываться в "ХочуБуду". Ариф утвердительно кивает: так и есть.
Север – город, который с 2014-го живет фактически без мэра. Валентина Казакова многократно убирали с должности большинством голосов депутаты "Оппозиционного блока", но он каждый раз возрождался из пепла – восстанавливался по суду. Казаков – фантом, существующий только на бумаге.
В реальности же, объясняет Ариф, его функции выполняют заместители и секретарь, а они далеко не всегда могут принимать решения в пользу горожан.
– Это и приводит к тлену, – заключает наш проводник.
"Фантом" в кресле мэра планируют заменить сразу несколько кандидатов. Один из них – действующий заммэра Сергей Зарецкий, другой – предприниматель Михаил Ивонин.
Ивонин встречает нас в роскошном по местным меркам особняке с газоном и аккуратным кованым забором. Это офис его компании "Водоочистные технологии", которая специализируется на очистке воды в регионе. На нем – поло Ralph Lauren, дорогая обувь и Apple Watch.
Ивонин по образованию горный инженер, но уже много лет зарабатывает на очистке воды, специализированных частных лабораториях и IT-проектах. Один из них – компания D2, которая создала и развивает сервис "Из деревни".
– Я три года проработал в шахте, – говорит мужчина. – А потом вместо того, чтобы бастовать вместе с шахтерами, однажды просто написал заявление об увольнении и пошел делать бизнес.
Сегодня Ивонин создает большой IT-кластер в Северодонецке. Это место должно объединить программистов, живущих в новой луганской столице.
– Это и приводит к тлену, – заключает наш проводник.
"Фантом" в кресле мэра планируют заменить сразу несколько кандидатов. Один из них – действующий заммэра Сергей Зарецкий, другой – предприниматель Михаил Ивонин.
Ивонин встречает нас в роскошном по местным меркам особняке с газоном и аккуратным кованым забором. Это офис его компании "Водоочистные технологии", которая специализируется на очистке воды в регионе. На нем – поло Ralph Lauren, дорогая обувь и Apple Watch.
Ивонин по образованию горный инженер, но уже много лет зарабатывает на очистке воды, специализированных частных лабораториях и IT-проектах. Один из них – компания D2, которая создала и развивает сервис "Из деревни".
– Я три года проработал в шахте, – говорит мужчина. – А потом вместо того, чтобы бастовать вместе с шахтерами, однажды просто написал заявление об увольнении и пошел делать бизнес.
Сегодня Ивонин создает большой IT-кластер в Северодонецке. Это место должно объединить программистов, живущих в новой луганской столице.
Михаил Ивонин, 49 лет
Предприниматель
Предприниматель
В реальности же, объясняет Ариф, его функции выполняют заместители и секретарь, а они далеко не всегда могут принимать решения в пользу горожан.
– Это и приводит к тлену, – заключает наш проводник.
"Фантом" в кресле мэра планируют заменить сразу несколько кандидатов. Один из них – действующий заммэра Сергей Зарецкий, другой – предприниматель Михаил Ивонин.
Ивонин встречает нас в роскошном по местным меркам особняке с газоном и аккуратным кованым забором. Это офис его компании "Водоочистные технологии", которая специализируется на очистке воды в регионе. На нем – поло Ralph Lauren, дорогая обувь и Apple Watch.
Ивонин по образованию горный инженер, но уже много лет зарабатывает на очистке воды, специализированных частных лабораториях и IT-проектах. Один из них – компания D2, которая создала и развивает сервис "Из деревни".
– Я три года проработал в шахте, – говорит мужчина. – А потом вместо того, чтобы бастовать вместе с шахтерами, однажды просто написал заявление об увольнении и пошел делать бизнес.
Сегодня Ивонин создает большой IT-кластер в Северодонецке. Это место должно объединить программистов, живущих в новой луганской столице.
– Это и приводит к тлену, – заключает наш проводник.
"Фантом" в кресле мэра планируют заменить сразу несколько кандидатов. Один из них – действующий заммэра Сергей Зарецкий, другой – предприниматель Михаил Ивонин.
Ивонин встречает нас в роскошном по местным меркам особняке с газоном и аккуратным кованым забором. Это офис его компании "Водоочистные технологии", которая специализируется на очистке воды в регионе. На нем – поло Ralph Lauren, дорогая обувь и Apple Watch.
Ивонин по образованию горный инженер, но уже много лет зарабатывает на очистке воды, специализированных частных лабораториях и IT-проектах. Один из них – компания D2, которая создала и развивает сервис "Из деревни".
– Я три года проработал в шахте, – говорит мужчина. – А потом вместо того, чтобы бастовать вместе с шахтерами, однажды просто написал заявление об увольнении и пошел делать бизнес.
Сегодня Ивонин создает большой IT-кластер в Северодонецке. Это место должно объединить программистов, живущих в новой луганской столице.
Михаил Ивонин, 49 лет
Предприниматель
Предприниматель
Как ни странно, программистов здесь много: это кадры, сформированные институтом радиоэлектроники, который раньше был частью харьковского института, а теперь перешедшего в состав Северодонецкого политеха.
В Севере когда-то начинали украинские айтишники Сергей Бучакчийский и Дмитрий Морозов, создавшие известные игры "В тылу врага", "Call to arms" и "Gates of hell". Морозов эмигрировал, а Бучакчийский продолжает жить между Северодонецком и Берлином, где работает над звуковыми системами.
В Севере когда-то начинали украинские айтишники Сергей Бучакчийский и Дмитрий Морозов, создавшие известные игры "В тылу врага", "Call to arms" и "Gates of hell". Морозов эмигрировал, а Бучакчийский продолжает жить между Северодонецком и Берлином, где работает над звуковыми системами.
Специально для IT-кластера Ивонин с партнерами создают лофт в недавно возведенном GreenTown в центре города. Пространство, которое появляется на наших глазах, – это совершенно другой мир, через лаконичный дизайн и простор ментально соединяющий Северодонецк с офисами международных IT-компаний. Даже стиль одежды Ивонина диссонирует с этим местом.
«В Севере когда-то начинали украинские айтишники Сергей Бучакчийский и Дмитрий Морозов, создавшие известные игры "В тылу врага", "Call to arms" и "Gates of hell"»
– Я называю его инновационным хабом, – говорит он. – Мы хотим привлечь сюда студентов и выпускников, чтобы вместе здесь создавали что-то. Часть хаба мы планируем сдавать в аренду IT-компаниям, а часть отдадим под коворкинг для молодых дарований.
– Сейчас у города есть уникальная возможность – он получил статус областного, – говорит Ивонин. – Сюда переехали налоговые, прокуратуры, а с ними – их зарплаты и бюджеты. Мы прошли два года стагнации, пора уже что-то менять.
– Сейчас у города есть уникальная возможность – он получил статус областного, – говорит Ивонин. – Сюда переехали налоговые, прокуратуры, а с ними – их зарплаты и бюджеты. Мы прошли два года стагнации, пора уже что-то менять.
За три года войны в небольшой Северодонецк перебрались не только тысячи вынужденных переселенцев с оккупированных луганских территорий, но и государственные ведомства и институты.
Они по-своему подпитывают город.
Они по-своему подпитывают город.
Восточноукраинский национальный университет имени Даля переехал из Луганска в сентябре 2014-го, когда Север уже был освобожден от сепаратистов. Сегодня он делит здание с Луганской областной военно-гражданской администрацией. Студенты часто пересекаются в холле с чиновниками и военными. Но здесь это дело привычное, никого не удивляет.
– Печальки у нас нет, – говорит Руслан Галгаш, директор Института экономики и управления.
Как и большинство сотрудников университета, он – вынужденный переселенец, бежавший из Луганска во время военных действий.
– Университет хаотично эвакуировался, – вспоминает Руслан. – Филиал находился в Севере и не останавливал работу, а вот приемная комиссия по привычке продолжала обслуживать абитуриентов в Луганске. Потом, пока еще там был хаос, вывезли папки, диски с работами студентов, технику.
Он вспоминает, что первые два года – это была работа на выживание.
– Мы не знали, что из этого получится. Сомневались, что будет с университетом, и потому стали заниматься общественной деятельностью. Мы создали свою общественную организацию "Простiр", ресурсный центр для университетов при ПРООН (Программа развития ООН – УП).
Как и большинство сотрудников университета, он – вынужденный переселенец, бежавший из Луганска во время военных действий.
– Университет хаотично эвакуировался, – вспоминает Руслан. – Филиал находился в Севере и не останавливал работу, а вот приемная комиссия по привычке продолжала обслуживать абитуриентов в Луганске. Потом, пока еще там был хаос, вывезли папки, диски с работами студентов, технику.
Он вспоминает, что первые два года – это была работа на выживание.
– Мы не знали, что из этого получится. Сомневались, что будет с университетом, и потому стали заниматься общественной деятельностью. Мы создали свою общественную организацию "Простiр", ресурсный центр для университетов при ПРООН (Программа развития ООН – УП).
Руслан Галгаш, 41 год
Преподаватель
Преподаватель
– Печальки у нас нет, – говорит Руслан Галгаш, директор Института экономики и управления.
Как и большинство сотрудников университета, он – вынужденный переселенец, бежавший из Луганска во время военных действий.
– Университет хаотично эвакуировался, – вспоминает Руслан. – Филиал находился в Севере и не останавливал работу, а вот приемная комиссия по привычке продолжала обслуживать абитуриентов в Луганске. Потом, пока еще там был хаос, вывезли папки, диски с работами студентов, технику.
Он вспоминает, что первые два года – это была работа на выживание.
– Мы не знали, что из этого получится. Сомневались, что будет с университетом, и потому стали заниматься общественной деятельностью. Мы создали свою общественную организацию "Простiр", ресурсный центр для университетов при ПРООН (Программа развития ООН – УП).
Как и большинство сотрудников университета, он – вынужденный переселенец, бежавший из Луганска во время военных действий.
– Университет хаотично эвакуировался, – вспоминает Руслан. – Филиал находился в Севере и не останавливал работу, а вот приемная комиссия по привычке продолжала обслуживать абитуриентов в Луганске. Потом, пока еще там был хаос, вывезли папки, диски с работами студентов, технику.
Он вспоминает, что первые два года – это была работа на выживание.
– Мы не знали, что из этого получится. Сомневались, что будет с университетом, и потому стали заниматься общественной деятельностью. Мы создали свою общественную организацию "Простiр", ресурсный центр для университетов при ПРООН (Программа развития ООН – УП).
Руслан Галгаш, 41 год
Преподаватель
Преподаватель
«Мы поняли, что вуз – это
не только учеба, но и активный участник развития города и области»
не только учеба, но и активный участник развития города и области»
Спустя три года, признается Руслан, ни он, ни его друзья-коллеги не чувствуют себя переселенцами. Они – активные члены громады.
– Мы поняли, что вуз – это не только учеба, но и активный участник развития города и области, – говорит Галгаш. – Это наша ответственность перед обществом.
– Мы поняли, что вуз – это не только учеба, но и активный участник развития города и области, – говорит Галгаш. – Это наша ответственность перед обществом.
Сотрудники университета ездят в районные центры Луганской области, общаются со школьниками, убеждают их приезжать учиться в Северодонецк. Вытягивают тех, кто интересуется наукой.
– Часто проблема переселенцев надуманная, – рассуждает он. – Я считаю, что это просто новая жизнь у нас началась.
Сегодня институт Галгаша работает в том числе над стратегией развития Луганской области и ребрендингом региона.
– Мы хотим показать людям, что Луганская область – это не только война, но и кони, сурки, природа! – смеется Галгаш. – Это важно, чтобы регион не загнулся. Все это понимают.
– Часто проблема переселенцев надуманная, – рассуждает он. – Я считаю, что это просто новая жизнь у нас началась.
Сегодня институт Галгаша работает в том числе над стратегией развития Луганской области и ребрендингом региона.
– Мы хотим показать людям, что Луганская область – это не только война, но и кони, сурки, природа! – смеется Галгаш. – Это важно, чтобы регион не загнулся. Все это понимают.
В Северодонецке практически нет пространств для культурных инициатив.
В Ледовом дворце изредка играют концерты киевские артисты вроде Олега Винника. А в недавно отреставрированном театре драмы местные пользуются больше его сквером, где можно погулять с детьми, посидеть на лавочке и поглазеть на фонтан.
В Ледовом дворце изредка играют концерты киевские артисты вроде Олега Винника. А в недавно отреставрированном театре драмы местные пользуются больше его сквером, где можно погулять с детьми, посидеть на лавочке и поглазеть на фонтан.
Музея в Севере тоже нет – город молодой, история только промышленная, и осколки ее можно встретить разве что в музее соседнего Лисичанска.
Дворец культуры химиков, возвышающийся напротив городской администрации, закрылся после того, как остановился завод "Азот", которому и принадлежит ДК. Город никак не может договориться с руководством предприятия, чтобы передать его на баланс Северодонецка.
В единственном книжном магазине в центре города, неподалеку от исполкома, продают детские куклы, одежду и батарейки, а на одной-единственной книжной полке пылятся зачитанные романы Дарьи Донцовой.
Дворец культуры химиков, возвышающийся напротив городской администрации, закрылся после того, как остановился завод "Азот", которому и принадлежит ДК. Город никак не может договориться с руководством предприятия, чтобы передать его на баланс Северодонецка.
В единственном книжном магазине в центре города, неподалеку от исполкома, продают детские куклы, одежду и батарейки, а на одной-единственной книжной полке пылятся зачитанные романы Дарьи Донцовой.
– Тяжелые времена у нас, – говорит Александр Шмаль, руководитель единственного в Северодонецке альтернативного театра "Арт&Гарт".
Мы встречаемся со Шмалем в подвале северодонецкого исполкома. Там, где размещается пенитенциарная служба и управление статистики. К коморке театра ведет темный, еле освещенный тяжелыми тусклыми лампами коридор. В коридоре, как на складе, сложены десятки старых оконных рам.
Шмаль проводит нас в зрительный зал, где обычно идут постановки его спектаклей. В одном конце расставлена пара десятков черно-красных стульев, в другом – несколько деревянных поддонов, исполняющих роль театральных подмостков.
Мы встречаемся со Шмалем в подвале северодонецкого исполкома. Там, где размещается пенитенциарная служба и управление статистики. К коморке театра ведет темный, еле освещенный тяжелыми тусклыми лампами коридор. В коридоре, как на складе, сложены десятки старых оконных рам.
Шмаль проводит нас в зрительный зал, где обычно идут постановки его спектаклей. В одном конце расставлена пара десятков черно-красных стульев, в другом – несколько деревянных поддонов, исполняющих роль театральных подмостков.
Александр Шмаль, 63 года
Театральный режиссер
Театральный режиссер
– Тяжелые времена у нас, – говорит Александр Шмаль, руководитель единственного в Северодонецке альтернативного театра "Арт&Гарт".
Мы встречаемся со Шмалем в подвале северодонецкого исполкома. Там, где размещается пенитенциарная служба и управление статистики. К коморке театра ведет темный, еле освещенный тяжелыми тусклыми лампами коридор. В коридоре, как на складе, сложены десятки старых оконных рам.
Шмаль проводит нас в зрительный зал, где обычно идут постановки его спектаклей. В одном конце расставлена пара десятков черно-красных стульев, в другом – несколько деревянных поддонов, исполняющих роль театральных подмостков.
Мы встречаемся со Шмалем в подвале северодонецкого исполкома. Там, где размещается пенитенциарная служба и управление статистики. К коморке театра ведет темный, еле освещенный тяжелыми тусклыми лампами коридор. В коридоре, как на складе, сложены десятки старых оконных рам.
Шмаль проводит нас в зрительный зал, где обычно идут постановки его спектаклей. В одном конце расставлена пара десятков черно-красных стульев, в другом – несколько деревянных поддонов, исполняющих роль театральных подмостков.
Александр Шмаль, 63 года
Театральный режиссер
Театральный режиссер
– У нас через час должен быть спектакль, – печально говорит худрук. – Только никого нет. Декорации уехали в Луцк, там же – все наши актеры, на фестивале. У нас ужасное финансовое положение, театр вот-вот прекратит свое существование.
Шмаль сидит на поддоне и жестикулирует длинными худыми руками. Он рассказывает, что в декабре 2016 года закончился последний грант от ПРООН. Затем ребята "успешно проиграли три гранта".
Шмаль сидит на поддоне и жестикулирует длинными худыми руками. Он рассказывает, что в декабре 2016 года закончился последний грант от ПРООН. Затем ребята "успешно проиграли три гранта".
Театр существует два года. "Арт&Гарт" открылся после того, как Шмаль вернулся в Северодонецк из Львова, куда в свое время сбежал от войны. Чтобы арендовать подвал, сделать в нем хоть какой-то ремонт и создать труппу, ему пришлось заложить квартиру и вложить порядка 150 тысяч гривен.
Эти деньги давно закончились, а теперь никто не хочет вкладываться. Хотя у Шмаля есть идея не только развивать театр, но и создать школу актера.
– Вот сейчас вернутся мои ребята – и начнем думать, что продавать, – расстроенно произносит Шмаль.
Вскоре после этого разговора арендодатель забирает у театра помещения, и труппа остается ни с чем.
– Знаете, тут у нас зал на 40 мест, но оказалось, что для 150-тысячного города это много! – вскидывает руки Шмаль. – Ну так, мы ж не для гопака и горилки. Мы не документальные и не про АТО, потому что театр не должен обслуживать никакие идеи.
Театр слишком элитарный для них (жителей Северодонецка – УП). Сотни людей могут останавливать меня на улице и говорить, какие мы талантливые, но когда я спрашиваю, какой спектакль им понравился – они не могут сказать. Не видели!
– Вот сейчас вернутся мои ребята – и начнем думать, что продавать, – расстроенно произносит Шмаль.
Вскоре после этого разговора арендодатель забирает у театра помещения, и труппа остается ни с чем.
– Знаете, тут у нас зал на 40 мест, но оказалось, что для 150-тысячного города это много! – вскидывает руки Шмаль. – Ну так, мы ж не для гопака и горилки. Мы не документальные и не про АТО, потому что театр не должен обслуживать никакие идеи.
Театр слишком элитарный для них (жителей Северодонецка – УП). Сотни людей могут останавливать меня на улице и говорить, какие мы талантливые, но когда я спрашиваю, какой спектакль им понравился – они не могут сказать. Не видели!
«Мы предлагали переселенцам бесплатные места в театре
и актёрской школе.
Желающих не нашлось»
и актёрской школе.
Желающих не нашлось»
– Север получил много переселенцев, – продолжает худрук. – Не их вина, что они не осведомлены в культуре. Мы предлагали им бесплатные места в театре и актёрской школе. Желающих не нашлось. У них другие мысли, им нужно то, что завтра будет приносить деньги.
Это трагедия, и она будет иметь нехорошие последствия. Впрочем, меня из театра можно будет вынести только вперёд ногами.
Шмаль выключает в помещении свет и идет, размахивая своими длиннющими руками, по сумрачному коридору, чуть пригибаясь. Кажется, для местных масштабов он слишком высок.
Это трагедия, и она будет иметь нехорошие последствия. Впрочем, меня из театра можно будет вынести только вперёд ногами.
Шмаль выключает в помещении свет и идет, размахивая своими длиннющими руками, по сумрачному коридору, чуть пригибаясь. Кажется, для местных масштабов он слишком высок.
Ариф завершает свою экскурсию по родному городу на крыше заброшенной пятиэтажки. На лестнице без перил мы сталкиваемся с группой молодых парней, возвращающихся сверху с пустыми пивными бутылками.
– Да, тут тоже своеобразный культурный хаб, – шутит Ариф. – Каждому – свое.
На недоделанной крыше стены расписаны свастикой в цветах украинского флага. Здесь же красуются надписи: "Слава России" и "ЛНР".
– Да, тут тоже своеобразный культурный хаб, – шутит Ариф. – Каждому – свое.
На недоделанной крыше стены расписаны свастикой в цветах украинского флага. Здесь же красуются надписи: "Слава России" и "ЛНР".
С крыши недостроенной пятиэтажки открывается удивительный вид на Северодонецк и Лисичанск,
в том числе на завод, который уже давно перестал функционировать.
в том числе на завод, который уже давно перестал функционировать.
«Я иногда думаю: уеду в Киев, займусь серьезными делами.
А потом смотрю на всю эту печальку и всё-таки нет»
А потом смотрю на всю эту печальку и всё-таки нет»
С крыши открывается панорамный вид на лесопосадку и здание института азотной промышленности, которое летом 2014-го в качестве штаба и места для содержания пленных использовали боевики "ЛНР" из батальона "Призрак" Алексея Мозгового и "Казачьей национальной гвардии" Павла Дремова.
– Веселые у нас были времена, – смеется Ариф, глядя на город. – А сейчас вот просто боремся за то, чтобы тут можно было жить и не скучать. Я иногда думаю: уеду в Киев, займусь серьезными делами. А потом смотрю на всю эту печальку и всё-таки нет. Если я уеду, остальные скажут: "Ну, раз Ариф уехал, значит, совсем бесперспективняк".
Так что пока я, наверное, остаюсь. А вот вы все приезжайте почаще! Из Киева, Харькова, Ивано-Франковска!
Только вы и заставляете к чему-то стремиться.
– Веселые у нас были времена, – смеется Ариф, глядя на город. – А сейчас вот просто боремся за то, чтобы тут можно было жить и не скучать. Я иногда думаю: уеду в Киев, займусь серьезными делами. А потом смотрю на всю эту печальку и всё-таки нет. Если я уеду, остальные скажут: "Ну, раз Ариф уехал, значит, совсем бесперспективняк".
Так что пока я, наверное, остаюсь. А вот вы все приезжайте почаще! Из Киева, Харькова, Ивано-Франковска!
Только вы и заставляете к чему-то стремиться.
© 2000-2017, Українська правда.
Використання матеріалів сайту лише за умови посилання (для інтернет-видань - гіперпосилання) на «Українську правду».
Використання матеріалів сайту лише за умови посилання (для інтернет-видань - гіперпосилання) на «Українську правду».
Майбутнє донбасу
