День, когда закончилась война
105 лет назад, 11 ноября 1918-го, в Компьенском лесу под Парижем было подписано перемирие, положившее конец Первой мировой войне.
Этот исторический день никогда не пользовался популярностью на постсоветском пространстве: 11 ноября не выдерживало конкуренции с 8 мая и 2 сентября. А сама Первая мировая десятилетиями пребывала в тени Второй мировой.
Немудрено, что после 24.02.2022 и мы, и наши враги принялись искать сходство между новой полномасштабной войной и событиями 1939-1945 годов. Пока россияне лгали о "нацистах" в Украине и пытались косплеить красноармейских дедов, украинцы сравнивали Путина с Гитлером, а ракетные удары по Киеву – с налетами Люфтваффе на Лондон.
И лишь немногие замечали, что параллелей с Первой мировой войной вырисовывается больше.
Российское вторжение в Украину в 2022 году имело мало общего с успешными гитлеровскими блицкригами 1939-го и 1940-го. Зато обнаружилось сходство с 1914 годом, когда немецкий план молниеносного разгрома Франции за шесть–восемь недель провалился почти сразу же.
В начале Первой мировой военные расчеты агрессора оказались несостоятельными, но это не остановило кровопролитную войну: как и в 2022-м, возобладал принцип "если начали, то нужно продолжать".
Новый 2023 год виделся аналогом 1943-го или 1944-го и в Киеве, и в Москве. Жестокая битва за Бахмут воспринималась как второй Сталинград, после которого должен наступить решительный перелом в войне – но фактически она оказалась вторым Верденом.
Тяжелые бои лета и осени 2023-го напоминали не о Курской дуге или высадке союзников в Нормандии, а скорее о кровопролитном сражении за дом паромщика на Изере, развернувшемся в конце 1914-го.
А затем сам главком Залужный заговорил о Первой мировой и выступил с резонансной статьей о современной позиционной войне.
Отсюда – первоначальное неверие в большую войну как таковую. Неверие в то, что подобное вообще возможно в современном цивилизованном мире, и что привычная зона комфорта может в одночасье исчезнуть.
"Шашлыки" 1914 года неплохо описаны в воспоминаниях писателя Стефана Цвейга. Находясь в Бельгии накануне войны, он спорил со своими бельгийскими друзьями, обсуждавшими вероятное вторжение:
"Уже несколько лет ходили слухи о каком-то тайном плане германского Генерального штаба в случае войны вторгнуться во Францию через Бельгию, несмотря на все подписанные договоры. Но я не сдавался. Мне казалось совершенно абсурдным, что в то время, как тысячи и десятки тысяч немцев беспечно и радостно наслаждаются гостеприимством этой маленькой нейтральной страны, на границе может стоять готовая к нападению армия. "Чепуха! – сказал я. – Вы можете повесить меня на этом фонаре, если немцы войдут в Бельгию!". Я и поныне должен благодарить моих друзей за то, что они не приняли мое пари".
Схожее ощущение было пережито Украиной в первые недели и месяцы полномасштабной войны, но затем стало постепенно угасать. Тот же Стефан Цвейг описывает его так:
"Как никогда, тысячи и сотни тысяч людей чувствовали то, что им надлежало бы чувствовать скорее в мирное время: что они составляют единое целое. Город в два миллиона, страна в почти пятьдесят миллионов считали в этот час, что переживают исторический момент, неповторимое мгновение, и что каждый призван ввергнуть свое крохотное "я" в эту воспламененную массу, чтобы очиститься от всякого себялюбия. Все различия сословий, языков, классов, религий были затоплены в это одно мгновение выплеснувшимся чувством братства".
Культурный кэнселинг, ставший открытием для Украины в 2022-м, также характерен для Первой мировой войны в большей мере, чем для Второй.
В 1914-1918 годах этнокультурная составляющая военной пропаганды повсеместно преобладала над идеологической. И зарисовка, оставленная все тем же Цвейгом, покажется нам близкой и знакомой:
"На магазинах должны были исчезнуть английские, французские надписи, даже монастырь "К ангельским девам" вынужден был переменить название, потому что народ негодовал, не подозревая, что "ангельские" предполагало ангелов, а не англичан.
Наивные деловые люди наклеивали на конверты марки со словами "Господь, покарай Англию!", светские дамы клялись, что, пока живы, не вымолвят ни единого слова по-французски. Шекспир был изъят из немецкого театра, Моцарт и Вагнер – из французских, английских музыкальных залов, немецкие профессора объявляли Данте германцем, французские – Бетховена бельгийцем…"
Все перечисленные аналогии с Первой мировой прослеживаются уже сегодня. Но, кроме того, есть гипотетические параллели, которые могут проявиться завтра. В будущем нас ждет день, когда закончится полномасштабная война с Россией. И мы не знаем, окажется ли у него больше сходства со 2 сентября 1945-го или же с 11 ноября 1918-го.
Если окончание Второй мировой войны можно сравнить с точкой, то завершение Первой мировой стало многоточием. Оно породило больше новых вызовов и вопросов, чем дало ответов.
Оно травмировало и разочаровало не только побежденных – что вполне естественно, – но и победителей.
Во многих странах-победительницах возобладало мнение, будто победа не оправдала заплаченную за нее цену. Французы переживали из-за огромных человеческих потерь и возмущались тем, что новую границу с Германией не удалось провести по Рейну. Итальянцы негодовали из-за неприсоединения Далмации и писали об "изуродованной победе". Британцы страдали от социально-экономических проблем и убеждались, что цель, озвученная Гербертом Уэллсом в знаменитом эссе "The War That Will End War", так и осталась недостижимой.
Однако все больше признаков свидетельствуют о том, что народные ожидания могут разойтись с реальностью, и даже успешный для Украины финал войны может показаться неоднозначным.
Вполне вероятно, что в массовом сознании украинская победа не оправдает цену, которая будет за нее заплачена. Что завершение большой войны разочарует не только наших врагов, но и нас самих. Что вместо желанной точки мы получим лишь историческое многоточие – как это произошло 11 ноября 1918 года.
Но готово ли к этому нынешнее украинское общество?
Михаил Дубинянский
