"Одни елку обсуждают и салаты на Новый год, а моя елка на кладбище стоит". Мать 17-летнего Максима Богуцкого про год без сына, погибшего в Днепре от российской ракеты
14 января 2023 года российская ракета попала в многоквартирный дом №118 на набережной Победы в Днепре. Пострадали около 120 человек, 46 погибли. Среди них 17-летний студент местного политехнического университета Максим Богуцкий.
Вместе с родителями он жил в трехкомнатной квартире этого дома более десяти лет. В день трагедии супруги уехали в гости, а сын остался дома дожидаться встречи с другом.
Через год после трагедии "Украинская правда" поговорила с мамой мальчика, Татьяной. Далее – ее прямая речь.
День сурка
Это был самый длинный год в моей жизни. 14-ое число каждого месяца в 15:20 (время попадания ракеты в многоэтажку – УП) для нас настолько тяжелые... Легче не становится.
Ничего не хочется делать, хочется лечь и умереть, чтоб тебя никто не трогал. Каждое утро надо себя собрать, поднять с кровати. Весь год ты себя заставляешь элементарно встать и идти на работу. День сурка.
Работа отвлекает. Переступили порог – собрались. Я работаю в поликлинике, с людьми, с детьми. Мои слезы и сопли там никому не нужны. Собрались, отработали, и только приходя в квартиру, позволяешь себе свое настоящее состояние.
Муж тоже работает. Не хочу говорить от его имени, но ему тяжело. Вырастил сына, сделал гнездо, посадил дерево, устроил быт и вот, когда тебе уже далеко не двадцать, тебя всего этого лишают. И если женщины еще могут это проговаривать, то мужчины держат в себе, и это еще труднее.
Мы живем в квартире друзей. Те два пострадавших подъезда в нашем доме демонтируют. Кто-то на [полученную финансовую] компенсацию купил новое жилье, мы с мужем вложились в новострой в другом районе. Оставаться на [набережной] Победы тяжеловато.
Из материального у нас ничего не осталось. На последний Новый год Максим мне со стипендии подарил сковороду Tefal. У нас угол кухни после взрыва остался целый, и мы просили спасателей достать ее. Они достали фартук зеленый, это подарок сына папе, а больше ничего достать не смогли. Очень жаль.
У нас много было фотографий, они все стояли в одном шкафу. Остались только те, что в телефоне. Парадокс, что фотографии нашей с мужем свадьбы нашлись, а детские – нет.
Забрали лучших
Дом был – хоть книги пиши. Посмотрите, кто погиб – один лучше другого.
Миша (Кореновский – УП) с 9-го этажа – спортсмен. Был активистом в нашем подъезде, всем помогал. В тот день он с тренировки приехал, зашел домой переодеться, покушать.
Рядом со мной жили ребята из Запорожской области, квартиру сняли. Она спортсменка, он бизнесмен, ребенок полтора года (Дмитрий Гузь, Анастасия Игнатенко и их сын Макар – УП).
Машка (Мария Лебедева – УП) – танцевала. Такая умничка, красавица.
Cоседи выше этажом, Ира и Максим (Шевчуки – УП), жили долгое время здесь, а потом уехали в Никополь. Когда началась война, Ира вернулась с детьми, а он мотался туда-сюда, потому что у них там бизнес. И вот он как раз вернулся. Дети вышли на улицу, живы остались, а они погибли.
Соседи снизу (семья Фигурных – УП) год не могли вместе собраться. И вот в этот день, именно в это время все собрались. Это какой-то дьявол всех собрал в одном месте.
Максим мой в этот день должен был выйти на улицу. Не успел. 20-30 минут решили судьбу человека.
Вообще, этот год – мое огромное разочарование в вере. Такая несправедливость, и впечатление, что миром правит сатана, а бог временно в отпуске.
Главное, что мы вместе
Я о сыне могу говорить часами. Он настолько светлый, добрый. Он миротворец. Лет до десяти–двенадцати он мне напоминал священника – столько у него мудрости было не по годам.
Он с шикарным чувством юмора, маленький Жванецкий. Мог любую тяжелую ситуацию перевести в шутку. Часто говорил: "Главное, что мы вместе и что все здоровенькие".
"Мы вместе" – это было постоянно у нас. Мы все делили на троих. В детстве у него была аллергия, и мы давали ему сладкое ограниченно. Дадим одну конфету – он делит на троих.
Мы много путешествовали, всегда вместе. После вторжения мне хотелось, чтобы он уехал, была возможность, но он сказал: или вместе, или все остаемся.
Он хорошо окончил школу, хорошо сдал ВНО (Внешнее независимое оценивание – УП) и поступил в политех на стипендию. На первом курсе было семь предметов, по пятибалльной системе у него шесть пятерок и одна четверка по высшей математике.
У него были близкие отношения с папой. Папа – это рыбалка, папа – это машина. Папа – это футбол. Максим занимался. Мы много ходили на игры, знали всех футболистов, у нас был мяч команды "Днепр", где расписались все футболисты.
Папа – это готовка. Муж хорошо готовит, и Максим хорошо готовил. Маленьким он просто помогал, а где-то лет с десяти мог картошку пожарить, потом блинчики с двенадцати лет. Мог прочитать рецепт и сделать мороженое.
Он умел удивлять.
Надо проговаривать свою боль
Я раньше считала, что когда умирают дети, мы [родители] тоже должны умереть в тот же день. Но боженька почему-то придумал так, что ты ходишь, передвигаешь ногами, общаешься.
Люди – странные существа. Когда говорят "Надо жить! вы ведь для чего-то здесь остались", это звучит так глупо. Для чего жить? Когда у нас есть дети, есть стимул, есть желание что-то творить, делать. А когда у тебя вообще ничего уже нет, пропадают интересы. Моя цель – поставить памятник Максиму, чтобы все было там красиво. Я этим живу.
Если у человека есть семья и материальные блага, он вас до конца не поймет никогда. Вас помнят две недели, а потом вы остаетесь один на один со своей бедой. Пока вы сами не пройдете этот путь и не решите, как вам жить дальше, никто за вас это не сделает, ни один психолог в мире.
Надо делиться с тем, кто проживает такую же боль. Или со священником. Я ходила давно в одну церковь к священнику. Когда это случилось, я обратилась к нему, и он отпевал Максима. Иногда и сейчас к нему хожу.
Надо проговаривать свою боль. Все замыкаются и держат в себе, а должен быть человек или люди, которым ты можешь честно сказать: "Болит так, что нет сил что либо делать, нет желания общаться, хочется закрыться и никого не видеть"
Я могу пообщаться с человеком, который перенес такое же горе, как я. Есть у меня соседка Лебедь Оксана, у нее погибла дочка (пятнадцатилетняя Мария – УП). Я с ней продолжаю общаться.
Общество не готово
С людьми из дома, которые пострадали, мы продолжаем общаться, по телефону. Это обсуждение каких-то житейских моментов, какая-то помощь, консультации. Посиделок с чаем нет. Каждый сам в себе.
У нас все общество не готово к этому, нас не учили, как себя вести. Люди не то чтобы боятся… они не знают, что с тобой делать, как с тобой заговорить, о чем спросить.
Я думаю, это будет следующая проблема нашего общества, которое разделится. Одних война не затронула – все живы, здоровы; а есть семьи, у которых муж, сын воюют или погибли. После войны нас ждет огромная проблема с этим.
На меня это уже повлияло. Многие проблемы мне кажутся странными или смешными. "Ой, интернет не работает! Горе!" – слышать это смешно. Ценности разные. Одни елку обсуждают и салаты на Новый год, а моя елка на кладбище стоит. Мы ее там поставили.
Есть ли у меня сейчас чувство ненависти? Это не то слово… Это не ненависть… Это тот случай, когда даже рука не дрогнет… Чтобы люди пережили то, что переживаем мы. Хочется, чтобы эти люди поняли боль утраты. Не президенты на кнопки нажимают. Люди выпускают ракеты. Они знали, куда она летит. Это сознательно.
Когда ты знаешь своих обидчиков вплоть до их семей… Вначале это было важно, а потом – такая пустота. И очень расстраивает безнаказанность. Как каждому человеку, который потерял в этой войне своих близких, хочется задать вопрос: "За что?".
Мне бы действительно хотелось суда над ними, но верю ли я в это? Нет.
Анастасия Береза, для УП
