Мадуро и наркотрафик, Трамп и вмешательство США, мафиозный режим и права человека: что происходит в Венесуэле?

Венесуэла – страна с крупнейшими в мире запасами нефти. Когда-то одно из самых богатых государств Латинской Америки, сегодня она оказалась в затяжном политическом и гуманитарном кризисе.

Более десятилетия венесуэльцы живут под авторитарным правлением преемника Уго Чавеса – Николаса Мадуро. Его режим отличается экономическим коллапсом, цензурой, массовой эмиграцией и все большей зависимостью от России, Китая и Ирана. Пока миллионы бежали за границу, те, кто остался, столкнулись с репрессиями и систематическим уничтожением демократических институтов.

В последние годы Соединенные Штаты колебались между санкциями и осторожным диалогом, между призывами к демократии и прагматичными переговорами – политикой, которая часто оставляла венесуэльцев в неопределенности: действительно ли Вашингтон на их стороне или только ищет выгоды на глобальном энергетическом рынке. Эта двусмысленность может показаться знакомой и украинцам.

Но во время разговора о Венесуэле невозможно не провести и другие параллели между двумя странами, богатыми ресурсами, но втянутыми в борьбу за выживание. Обе страдают от отключений электричества и хорошо знакомы со звуками генераторов. Обе видели, как крупнейшие демократии мира колеблются между принципами и прагматизмом.

Венесуэла показывает, как коррупция и репрессии могут разрушить государство изнутри – не последнее, на что стоит обратить внимание украинцам в свете недавних событий.

Чтобы понять, что значит жить в условиях такой геополитической неопределенности и какие уроки из борьбы Венесуэлы может вынести Украина, "Украинская правда" поговорила с Роберто Патиньо, венесуэльским активистом за демократию и права человека.

"У США есть реальная возможность помочь в организации перехода"

– В последние недели в результате военных ударов США по венесуэльским лодкам и кораблям, которые якобы имели целью ограничение потока наркотиков в Соединенные Штаты, погибли несколько десятков человек – эскалация, которую Трамп публично подтвердил, хотя Конгресс недавно проголосовал против этого. Как это освещается внутри Венесуэлы, и какое настроение в обществе?

– В Венесуэле люди испытывают страх и растерянность.

Государственные СМИ манипулируют информацией, представляя Мадуро как жертву, а страну – как объект нападения. Независимые СМИ, которые могли бы предоставить контекст, в основном заставили молчать. Венесуэльцы устали от конфликта; мы хотим мирного демократического перехода, а это означает, что Мадуро должен уйти.

Уже после нашего разговора, 14 ноября, ситуация обострилась. Соединенные Штаты начали масштабную военную операцию возле Венесуэлы под предлогом борьбы с наркотрафиком. Администрация США не скрывает, что развертывание военных сил является частью стратегии давления на Мадуро.

Также появились новости, что венесуэльские военные готовят партизанский ответ в случае атаки США.

– Что происходит с независимыми СМИ и теми, кто высказывается открыто?

– Внутри страны: блокировка, давление через лицензии, обыски и юридические преследования, многие журналисты являются политическими заключенными.

Многие СМИ переехали за границу; журналисты работают в гибридном режиме – некоторые в эмиграции, некоторые внутри страны, используя VPN, и все они сталкиваются с запугиваниями.

Активисты живут с повестками в суд, запретами на выезд или хуже. Несмотря на это, они продолжают сообщать и документировать события. Их мужество необычайно.

– Сейчас вы живете в США, однако я не могу не спросить: как, по вашему мнению, возвращение Дональда Трампа к власти может изменить политику США в отношении Венесуэлы, особенно учитывая его прошлую заинтересованность в обеспечении доступа к венесуэльской нефти. Ведь в Украине мы имеем подобную ситуацию с соглашением о полезных ископаемых.

– Трамп непредсказуем. Одной из проблем в прогнозировании его политики в отношении Венесуэлы является то, что не существует единой "точки зрения Трампа" – вокруг него есть несколько конкурирующих фракций, каждая из которых продвигает различные стратегии.

Некоторые люди из его окружения поддерживают более жесткий подход: максимальное давление, санкции и даже идею применения силы. Другие больше сосредотачиваются на соглашениях, связанных с нефтью или миграцией, рассматривая Венесуэлу как разменную монету. Поэтому мы действительно не знаем, какой будет его политика.

Для меня ключевым моментом является то, что кризис в Венесуэле – это не шахматная доска. Речь идет о 30 миллионах жизней.

У США, независимо от администрации, есть реальная возможность помочь в организации перехода, который будет устойчивым, мирным и основанным на демократических гарантиях.

Целью должно быть ненасильственное возвращение к демократии, ведь это единственный путь, который остановит миграционный кризис и позволит венесуэльцам вернуться домой.

– Появилась информация, что Мадуро готов уйти в отставку в обмен на гарантии неприкосновенности от Трампа. Считаете ли вы такую сделку реалистичной?

– Это то, чего хочет подавляющее большинство венесуэльцев.

– Какими, по вашему мнению, должны быть минимальные надежные гарантии для такой сделки?

– Их три. Первое – это гарантии безопасности для членов режима, чтобы уменьшить их страх перед наказанием. Но это не означает безнаказанность для нарушителей прав человека.

Второе – институциональные гарантии: переходное правительство с международной поддержкой.

И третье – избирательные гарантии: независимая избирательная комиссия, международное наблюдение и полные права для кандидатов.

Без этих элементов ни одна сделка не будет действительной.

– Как избежать хаоса или политики мести после Мадуро?

– Сначала нужны правила, а уже потом – правители. Нужен переходный пакт с гарантиями для сторонников Чавеса, которые не нарушали права человека.

Последовательное правосудие: сперва – первоочередные преступления, процесс установления истины при международной поддержке и четкое разграничение политической и уголовной ответственности.

Нужна настоящая демократия, в частности глубокая децентрализация, чтобы ни одна из фракций не "выиграла все". Быстрая экономическая стабилизация (еда, энергетика, транспорт) для обеспечения социального мира, пока институты восстанавливаются.

"Когда режим превращает хаос в оружие, каждый кризис становится поводом усилить контроль"

– Давайте вернемся к основам. Для тех, кто имеет о Венесуэле фрагментарные знания, могли бы вы описать, что сейчас происходит в вашей стране?

– Венесуэла когда-то была одной из самых богатых демократий Латинской Америки. За последние два десятилетия она превратилась в классический пример институционального упадка. Мы пережили гиперинфляцию, коллапс базовых услуг и насильственное уничтожение демократических институтов.

Гуманитарные последствия катастрофические: более 8 миллионов венесуэльцев покинули страну. Среди них и моя семья. То, что начиналось как идеологический "социалистический" проект, переросло в систему контроля, где власть удерживается благодаря репрессиям, дезинформации и криминализации инакомыслия.

Я много лет работал в беднейших районах Каракаса, создавая общественные кухни и программы по профилактике насилия. В конце концов правительство объявило меня "агентом ЦРУ", "террористом", выдало ордер на арест и заставило уехать из страны. Это реальность тысяч венесуэльцев, чьим единственным "преступлением" было стремление улучшить свою страну.

– Вы до сих пор поддерживаете связь с друзьями из Венесуэлы? Как выглядит повседневная жизнь в Каракасе или Маракайбо?

– Да, я каждую неделю общаюсь с друзьями, общественными лидерами. Повседневная жизнь выглядит как парадокс: люди приспосабливаются и пытаются выжить в ненормальных условиях.

В Каракасе можно увидеть внешнюю "нормальность": открытые кафе, пробки, дети идут в школу (хотя государственные школы работают не каждый день) – но за этим фасадом скрываются постоянные отключения электричества, нехватка воды, разрушенная система общественного транспорта и безумный рост цен. Люди полагаются на водовозы, покупают лекарства "с рук" и пользуются группами в WhatsApp, чтобы найти самое необходимое.

В Маракайбо ситуация еще тяжелее: жара, отключение света, дорогое топливо. Семьи по очереди пользуются генераторами и делятся морозильниками, чтобы еда не портилась. У каждого всегда есть "план Б".

– Все эти годы у власти остается Николас Мадуро. Как бы вы охарактеризовали его режим сегодня?

– Режим Мадуро – это авторитарная, милитаризированная и криминальная система. Власть сосредоточена в руках узкого круга лиц, где лояльность удерживается через коррупцию и страх.

Прошлогодние выборы были откровенно сфальсифицированы. Такие институты, как избирательная комиссия или судебная власть служат режиму, а не людям. Это система, которая выживает, не благодаря их легитимности, а отвергая любые изменения.

– Могут ли обычные венесуэльцы до сих пор организовываться и сопротивляться? Насколько это опасно?

– Они организовываются незаметно и локально: через соседские чаты, церковные общины, профсоюзы, университетские круги.

Сегодня сопротивление – это не о больших уличных протестах, а о микрокоординации: задокументировать какое-то нарушение, достать соседу лекарство. И даже это рискованно. Слежка – реальная: информаторы, прослушка телефонов, целенаправленные аресты.

Люди снижают риски, распределяя роли, пользуясь принципом "знать только по необходимости" и полагаясь на поддержку диаспоры, когда становится горячо.

– Лидер оппозиции Эдмундо Гонсалес, который сейчас в изгнании, как и многие другие, назвал третий шестилетний срок Мадуро "самопровозглашением диктатора". По вашему мнению, можно ли сравнивать режим Мадуро с режимами Путина или Лукашенко?

– Да, но с определенными нюансами. Как и Путин или Лукашенко, Мадуро проводит "выборы", фальсифицирует результаты и использует государственные медиа и силовые структуры для подавления оппозиции.

Разница в масштабе экономического коллапса (в 2018 году инфляция в Венесуэле достигла 63 374,08%, в 2026-м прогнозируется около 225%; ВВП упал на 80% менее чем за десятилетие, – ред.) и в том, что Венесуэла показывает, как авторитаризм и крах государственности могут сочетаться, когда преступные сети контролируют части экономики, включая незаконную добычу и торговлю.

Режим ведет себя как мафия, контролирующая территорию, а не как правительство, которое служит нации.

– Что вы имеете в виду под "преступными сетями"?

– Существет три уровня.

Первый: территориальные банды и тюремные мафии, которые взимают налоги с местной торговли, транспорта и строительства – параллельных "правительств" со своими правилами.

Второй: нелегальная добывающая экономика – золото и другие полезные ископаемые на юге, охраняемые вооруженными группировками. За это расплачиваются окружающая среда и коренные общины.

И третий: государственные махинации – контрабанда топлива, лицензии на импорт и валютный арбитраж, которыми занимаются "свои люди". Это политическая экономика лояльности: если вы лояльны, вы получаете доступ; если нет – вы вне игры.

– Экономика Венесуэлы ранее в значительной степени зависела от экспорта нефти. Как сильно, по вашему мнению, на нее повлияли международные санкции?

– Санкции нанесли ущерб, но не стали причиной краха. Экономика уже разрушалась, поскольку режим уничтожил право собственности, изгнал независимые СМИ и превратил национальную нефтедобычу в машину коррупции.

Производство нефти в Венесуэле пришло в упадок за годы до введения нефтяных санкций.

Санкции ограничили доступ режима к наличности, но гуманитарный кризис – голод, нехватка лекарств, массовая миграция – является результатом десятилетий некомпетентного управления и коррупции.

– Ранее в этом году Мадуро объявил 60-дневное "экономическое чрезвычайное положение", официально для "укрепления национальной экономики и противодействия внешнему давлению", в частности со стороны Соединенных Штатов. Что на самом деле стояло за этим шагом, и какое влияние он имел на жизнь людей?

– Это было политическое, а не экономическое решение. Мадуро создает "чрезвычайные положения", чтобы оправдать обход институтов и централизацию власти.

Для венесуэльцев эти указы означают больший контроль, а не большую стабильность. Цены растут, качество услуг ухудшается, неопределенность растет. Когда режим использует хаос как оружие, каждый кризис становится возможностью усилить контроль.

"Мадуро – не стратегический партнер, а клиент"

– Как миграция влияет на соседние страны? Какую позицию занимают, например, Колумбия и Бразилия по отношению к Мадуро?

– Обе страны предпочитают стабильность и диалог, даже когда критикуют злоупотребления. Они пытались организовать или способствовать переговорам, потому что миллионы венесуэльцев теперь живут в их городах. Но безуспешно.

По моему мнению, они сделали недостаточно. Миграция перегрузила школы, клиники и рынок жилья – и стала внутриполитическим вопросом в Колумбии, Бразилии и далеко за их пределами.

Это простой урок для региона: не может быть решения миграционного кризиса без демократического решения ситуации в Венесуэле.

– Учитывая изоляцию Мадуро от США и Европы, он давно ищет поддержки у России и Китая. Насколько прочны эти отношения сегодня? Насколько зависимой стала Венесуэла от Москвы и Пекина?

– Отношения сугубо транзакционные и эгоистические. Россия и Китай жизненно важны для режима – экономически, военно и информационно. Россия обеспечивает геополитическое прикрытие, Китай – деньги для этого.

Мадуро – не стратегический партнер, а клиент.

– Насколько активно российское влияние в венесуэльском информационном пространстве, и какие инструменты режим использует для контроля нарративов?

– Очень активен. Российское влияние проникает в государственные медиа, дипломатические месседжи и цифровую пропаганду. Режим также использует российские тактики: искажать реальность, перегружать информационное пространство, сбивать с толку. Когда люди не могут отличить правду от лжи, апатия становится инструментом контроля.

"ИИ – это историческая возможность для гражданского общества распространять надежду быстрее, чем страх"

– Принимая во внимание исследования кампаний дезинформации, сгенерированных искусственным интеллектом в Венесуэле, какой вы видите роль новых технологий, в частности ИИ, учитывая, что вы сами сейчас работаете с ним? Верите ли вы, что гражданское общество может "перевернуть" эту технологию, использовав ее для укрепления демократии, а не для ее подрыва?

– Абсолютно. Дезинформация распространяется с высокой скоростью, но с такой же скоростью может распространяться и правда. В своей работе я использовал ИИ, чтобы помогать общинам самоорганизовываться, мониторить выборы и противодействовать дезинформации.

Сама по себе технология нейтральна. Ее можно использовать, чтобы подавлять или чтобы освобождать. Я верю, что ИИ – это исторический шанс для гражданского общества масштабировать надежду быстрее, чем страх.

– Можете привести конкретный пример того, как ИИ уже был успешно использован – возможно, в вашей практике?

– В прошлом году, когда режим внезапно сменил сотни избирательных участков накануне оппозиционных праймериз, мы создали бот в Instagram и WhatsApp на базе ИИ, который помогал гражданам мгновенно находить правильный избирательный участок и узнавать, как присоединиться к мониторингу выборов.

Им воспользовалось более 300 тысяч человек. Бот охватил регионы, где традиционные медиа уже не работают, и дал обычным гражданам возможность оставаться информированными и организованными даже несмотря на цензуру.

Еще один вдохновляющий пример – венесуэльские журналисты создали виртуального ведущего новостей, сгенерированного ИИ, который распространял проверенную информацию в соцсетях, не подвергая настоящих журналистов риску. Это было креативно, практично и буквально спасало жизнь – способ говорить правду, когда за правду можно оказаться в тюрьме.

Эти примеры показывают, что технологии, если использовать их этично, могут выровнять шансы, возвращая людям доступ к правде, координации и голосу даже под властью авторитарного режима.

"Венесуэла – не безнадежный случай"

– Лидер венесуэльской оппозиции Мария Корина Мачадо получила Нобелевскую премию мира 2025 года "за ее неустанную работу по содействию демократическим правам и мирному переходу от диктатуры к демократии". Как это восприняли представители венесуэльской оппозиции, в частности вы?

– С гордостью и чувством справедливости. Эта награда – признание борьбы, которую миллионы венесуэльцев ведут уже десятилетиями. Она отмечает не только ее мужество, но и смелость каждого, кто стоял в очередях на избирательных участках, зная, что режим пытается сфальсифицировать результаты. Она напоминает миру, что Венесуэла – не безнадежный случай.

– Видите ли вы в этом признании реальный символ изменений или скорее символический жест?

– Это символично, но символы имеют значение. Они сохраняют дело живым, когда мир хочет двигаться дальше. Они возвращают веру, когда люди истощены. И они повышают цену для диктаторов за каждый акт репрессий.

– В Украине юмор – это способ выживания. Что помогает не сдаваться венесуэльцам?

– Юмор, музыка, бейсбол, вера и семья. А еще – ежедневный героизм, который я видел в общинах: матери, которые делятся последним; подростки, обучающие детей после школы. Авторитаризм может сузить твои возможности, но он не убивает нашу способность заботиться друг о друге. Эта непоколебимая надежда – наша возобновляемая энергия.

– Чему Украина могла бы научиться у Венесуэлы, чтобы удерживать международное внимание?

– Я начал бы с того, что венесуэльцам также есть чему поучиться у украинцев – прежде всего их чрезвычайному мужеству и единству перед лицом агрессии. То, как Украина защищает свой суверенитет и одновременно удерживает внимание мира, поражает.

Впрочем, если говорить об опыте Венесуэлы, мы поняли, что международное внимание нужно постоянно подпитывать – через человеческие истории, а не только политические заявления. Мир должен видеть, как длительный кризис меняет повседневную жизнь людей и как его последствия пересекают границы – через миграцию, энергетику, безопасность.

Еще один урок – важность создания широких коалиций, основанных на ценностях – не только между правительствами, но и между гражданским обществом, журналистами и диаспорами. Именно они держат тему на повестке дня, даже когда геополитические ветры меняются.

В конце концов, и Украина, и Венесуэла ведут разные версии одной и той же борьбы – доказывая, что правда, достоинство и демократия сильнее страха, жестокости и силы.

***

Как говорит Роберто Патиньо: "Когда люди больше не могут отличить правду от лжи, апатия становится врагом свободы". Это, пожалуй, самое универсальное предупреждение – и причина, почему ни Венесуэла, ни Украина не могут позволить себе отказаться от правды.

Поддержите "Украинскую правду", присоединяйтесь к Клубу УП.

Алина Полякова, УП