Десять палок колбасы, два килограмма конфет, пак воды, бытовые мелочи, павербанки, одежда... Вот что Александр Аликсеенко взял в дорогу. И это без учета оружия, патронов, гранат и бронежилета. У его побратима и тезки Александра Тишаева был примерно такой же набор.
Идти, казалось бы, недалеко – километра четыре. Но общепринятая система измерения здесь неуместна. Ведь они не путешественники на туристической тропе. Они – бойцы, которые, минуя мины и прячась от дронов, пробираются к линии боевого соприкосновения.
Гранатометчику Аликсенко. 43. Еще со школы его прозвали Кузеном, а почему – он и не вспомнит. Но сейчас это прозвище стало позывным. Командир стрелкового взвода Тишаев немного старше – ему 48, и его позывной явно происходит от фамилии: Тишка. Звучит ласково. "Ну и я не очень злой, – констатирует Тишка. – Спокойный и ласковый".
В мае этого года Тишка и Кузен получают задание: заменить бойцов, которые более месяца находились на наблюдательном пункте недалеко от населенных пунктов Вербово, Малая Токмачка и Орехов Запорожской области. Туманным утром машина подвозит их к относительно безопасной точке, и дальше они идут полями, сквозь разбитые посадки.
Их расчет прост: запасов должно хватить на десять дней автономной жизни. Почему именно десять? Если враг засечет движение и накроет позицию с воздуха, придется на время отказаться от посылок, сбрасываемых с дронов. Десяти дней должно быть достаточно, чтобы противник стал менее внимательным к "мертвой" точке.
Бойцы надеются пробыть на наблюдательном пункте около месяца, максимум – полтора. Все необходимое им сбросят с дрона.
Они еще не знают, что останутся здесь на 165 дней: конец весны, все лето и две трети осени.
Первые дни
Самый обычный наблюдательный пункт на холме, возле перекрестка. Блиндаж обжитой и теплый, со спальными местами. Есть туристическая газовая плита. Возле выхода – генератор.
Уже на следующий день участок, где находился блиндаж Кузена и Тишки, начали обстреливать: из миномета и сбросами с дронов. То ли увидели их во время ротации, то ли российский оператор БПЛА заметил следы на земле, то ли предательски блеснула посылка, которую бойцы не успели забрать. Но враг понял: где-то здесь прячутся украинские пехотинцы. И начал бить наугад.
Поэтому и генератор Тишка с Кузеном не использовали – боялись, что где-то неподалеку могут находиться русские, которые определят их тайник по звуку. Рацию и светильник заряжали от павербанков.
Наблюдение за врагом свелось к слушанию. Иногда, когда считали это безопасным, выглядывали наружу. Ночью пользовались прибором ночного видения.
– Наш распорядок дня был один и тот же. Дежурство, отдых, обустройство, – вспоминает Тишка. – Но нам за эту смену не удавалось ни отдохнуть толком, ни обустроиться. В основном, мы просто поддерживали то, что есть. Старались укрепить то, что разбили сбросами.
Приводили в порядок только то, что не видно сверху. Ведь не было еще такого в мировой истории войн, чтобы линия фронта была настолько прозрачной для обеих сторон. Чтобы противник мог сравнить вчерашнее изображение позиций со свежим, и поэтому каждая ветка, оказавшаяся в другом месте, могла выдать человека. Остаться невидимыми для врага – вот к чему стремились бойцы на СП.
– Поэтому внешне мы старались ничего не менять. Если оно разбито, оно так разбитым и остается. Мы не можем даже мусор переместить или завалы расчистить. Вплоть до того, что лежит какая-то палка – не трогать ее. Это для безопасности, – говорит Тишаев.
Они решили временно отказаться от посылок, чтобы не провоцировать противника. Потому что "лучше оставаться голодным, но живым". Не выходили наружу ни ночью, ни в сумерках. Но враг все равно накрывал квадрат минами. Иногда сыпал зажигательными боеприпасами. Иногда – газовыми гранатами, спасти от которых мог только противогаз; главное – не попасть в эпицентр облака.
Однажды мина едва не попала прямо в блиндаж. Взрыв был такой, что контузило обоих бойцов.
Тишка пришел в сознание первым. Схватил рацию. Они должны были выходить на связь каждый час. Когда он уточнил, сколько раз не ответил, выяснилось – трижды. Значит, он пробыл в беспамятстве три часа. Побратима контузило сильнее – Тишка приводил его в чувства почти час.
Когда Кузен очнулся, его тошнило, ноги не слушались, но самое страшное то, что он ничего не видел.
Рассказывая о своем крайнем выходе, Аликсеенко лишь раз использует слово "страх". Именно в рассказе об этом дне. Тогда, в глухом блиндаже где-то среди полей Запорожья, он решил, что потерял зрение.
Видеть он стал лишь на третьи сутки. Но еще неделю Кузен не мог встать на ноги – ползал по блиндажу на четвереньках.
Вода, мыши и момент ослепительного света
Они планировали продержаться на собственных запасах десять дней. Смогли двадцать два. Заказывать посылки часто было опасно: каждый сверток с дрона мог выдать врагу, что они все еще здесь, что они все еще живы.
Больше всего не хватало воды. Ее экономили всегда. Не каждая сброшенная бутылка выдерживала удар о землю. Если же чужой дрон замечал посылку раньше них, то обязательно на пакет летела мина.
Пили по жесткому графику: глоток раз в три часа. Потом раз в шесть. Бывали дни, что и раз в двенадцать.
А когда укрепляешь летом в броне позицию, жажда подбирается быстрее.
В моменты наибольшего отчаяния пили воду из саше для сухого душа. Пытались выжать капли из влажных салфеток.
Ели только сухие продукты – ведь что ты приготовишь без воды? Умывались, обтирались и мыли посуду только салфетками. Теперь Тишка может рассказывать об этом с юмором: мол, все солдаты на позиции пахнут одинаково – салфетками.
Вспоминая тот день, когда они таки достали бутылку, сброшенную FPV-дроном, Кузен невольно закрывает глаза и улыбается. "Какая же она вкуснаяаа, – протягивает он. – Полтора литра мы смаковали день".
Еще одна особенность полевой жизни – это мыши.
– Бороться не вариант. Попробовали травить, но на поле всех не перетравишь. Лазят, и под одежду залазят, и в рюкзаки, и продукты портят. Кошмар! – говорит Тишаев. – А вот крыса – это хорошо, она душит мышей. Крыса у нас практически ручная была, мы ее подкармливали.
Некоторые бойцы заводят на позициях котов – и для борьбы с мышами, и для настроения. Но Кузен с Тишкой выгоняли и котов, и собак, которые забредали к ним в блиндаж. Не из-за нелюбви, а из соображений безопасности. Вражеский оператор мог заметить, как кот изо дня в день бежит к одной и той же норе – и понять, что там люди. Собака могла демаскировать позицию да еще и зацепить минные растяжки, которые бойцы установили на подходах к блиндажу.
Единственная их связь с жизнью снаружи – рация. Но иногда в динамике можно было услышать не только голоса военных. Порой побратимы записывали голосовые сообщения от Тишки и Кузена через эфир и пересылали их женам. А потом так же через рацию передавали ответы.
Но бывали в этой полугодовой темноте и моменты ослепительного света. На Покров в одной из посылок лежали письма от жен.
– Переживали. Я даже слезу пустил скупую мужскую, – признается Кузен.
Пока они сидели в блиндаже, двое детей Тишки закончили первый класс и перешли во второй. Раньше жена присылала ему их фотографии после каждого возвращения с позиции. На этот раз командировка мужа затянулась надолго. И в очередной посылке Тишку ждал старенький телефон.
Позвонить по нему он бы не смог. Но не это было главное. В смартфон залили снятые женой видео и фото детей.
Стрелковый бой
Тишаева и Аликсенко хотели вывести с позиции более 30 раз. Об этом 3-го ноября говорилось в сообщении Офиса президента об их награждении "Крестом боевых заслуг". Сами бойцы и не считали, как часто им предлагали эвакуироваться.
– Мы сознательно отказывались, – говорит Тишка. – Командование же не сидит непосредственно рядом с нами, поэтому у них может быть одна погода, а у нас – другая. У них может идти дождь, а у нас нет. У них может быть сильный ветер, а у нас слабый, и дроны везде летают. Чтобы не идти под сбросы и обстрелы, мы ждали лучших погодных условий.
Из-за постоянных атак в их блиндаже трескались балки, потолок начал проседать. Коридор разбили так, что образовался прямой вход – достаточный, чтобы туда влетел FPV-дрон. Стало понятно: надо искать новое укрытие.
В начале сентября бойцы переместились в укрытие, которое ранее служило им складом. Более тесное, низкое. Его тоже пришлось обустраивать и ставить баррикаду, которая бы остановила вражеский FPV.
Здесь они продержались почти месяц. Когда перекрытия не выдержали, пришлось идти дальше по окопу – искать новое место для выживания.
Во время этого перехода их и увидел дрон. Мина взорвалась ближе к Кузену, и главный удар взяла на себя его станция РЭБ. Когда Аликсеенко добрался до нового укрытия, почувствовал в плече что-то инородное. Оказалось, это два больших осколка и несколько мелких. Он перевязался. Начал принимать антибиотики.
С осколками в плече через несколько дней ему пришлось принять стрелковый бой. В один октябрьский день они услышали гул тяжелой техники и доложили в штаб. Русские, видимо, решили, что перекресток никто не контролирует – и пошли в наступление. Вскоре отряд был атакован дронами.
– Потом мы услышали топот. Все было так быстро, не передать словами. Тишка говорит: "Работаем!" Я дал очередь – сколько мог. Один лез прямо на нас, мы его положили. Еще двоих мы ранили, и ребята уже добили их из дронов, – рассказывает Кузен.
Это было их последнее боевое столкновение за эту операцию. Через несколько дней Тишаев пошел за очередной посылкой – и вернулся с новостью, которую они ждали так долго.
Домой
– Мы заказывали посылку. А днем и ночью шел дождь. Посылку сбросили дроном чуть дальше. Тишка выходит за ней, а потом возвращается и говорит: "Туманчик", – Кузен произносит это слово так нежно, будто это не атмосферное явление, а имя младенца. – Туманчик.
Разрешение на выход им дали сразу. Группа, которая должна была сменить их, уже ждала на другой позиции в полутора километрах.
– Кузен, сможешь?
– Смогу.
– Тогда домой?
– Домой.
В половине шестого утра Тишка и Кузен закинули рюкзаки на плечи, взяли оружие, и пока густой туман держался низко над полем, двинулись по грязи.
На полпути раненый Кузен понял, что тянуть рюкзак ему не под силу. Сбросил. Идти было тяжело. Полгода они жили в пространстве нескольких метров, а теперь нужно было пройти двенадцать километров. Втрое больше, чем весной. Но теперь пешком было безопаснее, чем на машине.
Это был день осуществления маленьких мечтаний. Когда бойцов подобрала машина, они наконец могли напиться воды вволю. На стабилизационном пункте их угощали американо и – о счастье! – сладостями. А дальше – настоящее чудо, о котором Кузен мечтал месяцами: холодная банка колы.
Вечером, когда бойцы добрались до больницы и их отправили в палату, их ждал настоящий апофеоз изобретательской мысли, вершина достижений человеческой цивилизации, квинтэссенция всех желаний – горячий душ.
***
После полугода в блиндаже глаза Кузена до сих пор не переносят яркого света – приходится носить фотохромные очки.
– Это была одна долгая ночь, – говорит он о 165 днях на позиции.
В гражданской жизни Кузен был кочегаром в школе. В прошлом году он сидел с приятелями, пил пиво, когда к ним подошли военнослужащие ТЦК. Ребята дали ходу, а Кузен остался.
Тишка до армии работал в строительстве. Повестку получил, когда пришел в ТЦК обновить данные.
До прошлого года, когда они прошли учебку и попали в 115-ую бригаду Сил ТрО, ни один из них никогда не брал в руки автомат.
Территория твоя до тех пор, пока ее держит хотя бы один пехотинец. Почти полгода Кузен и Тишка жили под взрывами, прятались в блиндажах и окопах, страдали от жажды и нашествия мышей и каждый час докладывали в штаб.
На небольшом участке огромного фронта они 165 дней оставались неподвижной точкой, которая позволяла сказать: эта территория до сих пор наша.
Рустем Халилов, УП