Журналісти проти свободи слова
Имеем ли мы право говорить о свободе слова, когда сами журналисты соглашаются на ограничение этой свободы?
В пятницу в Университете обороны Украины собрали круглый стол с журналистами, чтобы обсудить новые правила работы в зоне конфликта на Донбассе. Поучаствовать в обсуждении пришли военные корреспонденты, фотографы и телевизионщики, которые регулярно ездят в зону АТО. Во главе "круглого стола" – представители Минобороны, штаба АТО и СБУ, пресс-офицеры и преподаватели академии.
Правила работы в зоне АТО обсуждаются Минобороны и медиа-сообществом довольно давно, но проблема обострилась только сейчас, когда ведомство объявило о системе двухуровневой аккредитации.
Теперь, чтобы получить аккредитацию для работы на передовой, журналист обязан пройти специальные трехдневные курсы в академии.
Раньше аккредитация была одна для всех: подаешь свои документы в штаб, СБУ проверяет, и штаб выдает карту, с которой можно ехать в любую точку зоны конфликта.
Аккредитация не давала никаких привилегий. Журналистам всегда было непросто работать на территории военных действий: военные, по большей части, не хотят показывать свою работу и пространство своей полевой жизни. Поэтому работа обычно строилась на личных связях и договоренностях.
Всегда было понятно, что в зоне боевых действий ответственность за тот или иной объект несут командиры; поэтому, когда прессе говорили, что "вот этот участок или вот этого военного нельзя снимать", – не снимали.
Параллельно работала программа Embedded journalism, которую в свое время продвинул, еще будучи журналистом, Мустафа Найем. По этой программе можно было провести целую неделю вместе с военными под присмотром пресс-офицера, и этим пользовались некоторые иностранные корреспонденты, документалисты и фотографы.
К началу зимы эту программу свернули. Получить доступ к передовой стало сложнее.
А теперь нам объявили, что без прохождения спецкурсов журналистов не будут допускать на передовую. Несогласные с этим условием теряют возможность снимать в зоне боевых действий, а круг дозволенного сужается до общения с гражданским населением.
Нововведение касается как украинских журналистов, так и иностранных. Правда, для них МО обещает почему-то сократить курсы до одного дня. Странная привилегия.
Многих журналистов подобное ограничение возмутило. И я, и мои коллеги проходили авторитетные курсы по военной журналистике – "Центурион", "Риск", тренинги ОБСЕ, – и знаем, как себя вести в зоне БД, как оказывать первую медицинскую помощь и соблюдать этические нормы. Многие из нас прошли по несколько военных конфликтов и имеют представление о том, что такое война.
Собственно, на войне журналист сам отвечает за свою безопасность, либо за него отвечает редакция, которая предоставляет ему бронежилет, каску, аптечку и страховку.
Военные несут ответственность за себя, журналисты – за себя.
Журналист – не солдат, он лишь фиксирует реальность и передает зафиксированное своей аудитории. Его задача – донести общественную важную информацию до людей. Задача военного – сделать так, чтобы кадры, представляющие собой военную тайну, не попали в эфир.
Обычно военные просят журналистов показать отснятое и удалить либо скрыть кадры, которые могут навредить. И мы изначально согласились играть по этим правилам, с самого начала конфликта.
Другое дело, что порой в эфир попадают кадры, не представляющие опасности для военных (не открывают позиций), – но поднимающие неудобные темы.
Например, о том, как военные месяцами ожидают ротации и пребывают из-за этого в непростом психическом состоянии. О том, в каком состоянии одежда и снаряжение военных, блиндажи и укрепления. Иногда журналисты на передовой снимают то, что потом, попав в эфир, по той или иной причине доставляет руководству МО неприятности. Но дает обществу понимание, что происходит в реальности.
Проговаривание проблемы дает возможность ее решить. Замалчивание только усугубляет ситуацию.
Правда, на "круглом столе" представители МО добавили, что получение аккредитации первого уровня не гарантирует реальный доступ на передовую: командир может на свое усмотрение отказать любому журналисту.
Зато журналист обязан подписать документ, в котором соглашается соблюдать обязанности, выработанные на основании внутренних распоряжений СБУ и МО. В числе обязательств – иметь при себе каску, бронежилет, аптечку и опознавательные знаки прессы и отдавать на просмотр отснятый материал.
Зачем же тогда МО ввело эти курсы?
Представители министерства говорят о том, что курсы информируют о том, как журналисту вести себя в зоне военных действий, чтобы не подвергать себя и военных опасности. Действительно, иметь такие знания важно, и очевидно, что такие курсы нужно было сделать давно. Но зачем делать их обязательным условием для получения аккредитации?
Может быть, для того, чтобы снизить поток журналистов на передовую, контролировать состав и навязывать им свои стандарты работы?
Может быть, чтобы ограничить общение военных с теми, кто может опубликовать неудобный сюжет?
Отчасти эти опасения подтверждает то, что некоторым коллегам уже отказали в прохождении курсов – а значит, и в получении аккредитации второго уровня. Причина – "группы уже сформированы, следующий набор после Нового года".
Значит, чтобы получить аккредитацию, нужно не только пройти курсы, но и ждать момента, когда на них будет новый набор.
Если МО не собирается проводить курсы на постоянной основе, значит, не все журналисты смогут получить доступ на передовую. Это противоречит здравому смыслу.
Но вернемся к "круглому столу".
На нем присутствовало около тридцати журналистов, работающих на передовой. Ни у кого новое правило не вызвало вопросов. Более того, журналисты благодарили за эту инициативу. С критикой выступили только двое, и на этих двоих (в их числе была я) коллеги буквально набросились.
– Вы же, когда сдаете на права, должны проходить курсы вождения? Вот так и здесь, – говорил один.
– Скажите спасибо, что эти курсы бесплатные, – говорил другой.
– Это нужно для вашей же безопасности, – говорил третий.
Некоторые журналисты просто молчали. Тоже своего рода позиция.
Все это позволило представителям МО думать, что они – на правильном пути.
За последние два года я все чаще наблюдаю, как журналисты отказываются от своих прав, соглашаясь на правила власти, аргументирующей все новые и новые ограничения тем, что в стране война и "нельзя играть на руку врагу", потому что "журналист – это воин информационного фронта".
Сантиметр за сантиметром мы теряем возможность работать прозрачно и профессионально, показывать обществу реальность, в которой мы живем, с ее трудностями и трагедиями. Власть все чаще пытается настроить работу журналиста так, чтобы снизить число критических высказываний.
Уничтожение критики бюрократическими процедурами и запретами – естественный механизм, который начинает использовать власть, чтобы защитить себя, а не граждан. Скрыть коррупцию, контрабанду в зоне АТО, ошибки военного руководства и ложь.
Ограничение работы журналиста – первый шаг в сторону от демократических свобод. И когда эти шаги с энтузиазмом поддерживают сами журналисты, становится страшно за то, в какой реальности мы можем в итоге оказаться.
Екатерина Сергацкова, специально для УП
