Российская дипломатия как инструмент системного влияния в войне против Украины

Сокращенная версия этой статьи была опубликована на сайте New York Post 9 ноября 2025 года

Генри Киссинджер отмечал, что самое тяжелое бремя политиков – необходимость принимать решения, когда не хватает ни времени, ни информации, а их последствия невозможно предусмотреть. В отличие от историка или аналитика государственному деятелю дается лишь одна попытка, и ошибки непоправимы.

Осенью 2019 года, успешно сдав вступительные испытания и имея погоны генерал-майора на плечах, я с дрожью в коленях переступил порог факультета международных отношений университета "Острожская академия".

Возраст и значение этого заведения в истории Украины повлекли за собой легкое головокружение и оставили навсегда воспоминания большой ответственности, которую передавали эти стены.

Да, именно здесь получали науку и Петр Конашевич-Сагайдачный (казацкий полководец, успешно воевавший и против Московского царства, и против Османской империи), и Мелетий Смотрицкий (который систематизировал церковнославянский язык), и другие выдающиеся украинцы в прошлом.

Я хорошо понимал, в каком месте буду получать образование. Но чего я не мог осознать, так это что именно международные отношения когда-нибудь станут и моим вторым дыханием. Дыханием уже иного поля боя, не менее сурового и драматичного.

Драматизм в дипломатии, к сожалению, уже явление обычное. Как в бою, отражая фронтальную атаку противника, нужно быть уверенным в собственных флангах, так и в дипломатии, устойчивость своей позиции зависит от надежной поддержки флангов.

Драма наступает там, где фланг оказывается открытым. Тогда успех будет зависеть именно от скорости закрытия этой бреши. От способности и уверенности партнера объединиться для сохранения стойкости.

Это и есть дипломатия. Фронт, где действуют свои законы и правила, где сила не всегда в правде, а скорее – правда в силе. Где в основном посредством силы страны реализуют свою внешнюю политику.

Однако эта аксиома действует только тогда, когда есть сила. Когда ее не становится, "сильные" зовут за стол переговоров. Вот и мы, страна, 11 лет подряд ведущая борьбу за свое существование, оказались в ситуации, когда все больше слышим от "сильных" о необходимости переговоров.

Естественно, переговоры постоянно заканчивали войну. Тем не менее, важно понимать две простые вещи.

Прежде всего, что решается наша, именно украинцев, судьба, а, возможно, и судьба Европы.

Далее – с кем будут эти переговоры. Последние события, особенно на Аляске, и последовавшие за этим мероприятия в Кремле свидетельствуют о том, что война может закончиться. Но, конечно, по мнению хозяина Кремля, только на условиях России. Там все еще есть уверенность в победе путём боевых действий или за столом переговоров.

Именно поэтому призывы к Украине и России сосредоточиться не на прекращении боевых действий, а сразу на достижении всеобъемлющего мирного соглашения – преждевременны. Полноценное мирное соглашение может потребовать месяцы, если не годы, сложных переговоров.

Трудно сказать, понимают ли это те, кто пытается побуждать нас к определенным решениям. Однако совершенно очевидно, что наша судьба в наших руках.

В современных условиях, особенно геополитической нестабильности, популизма и повышенных ожиданий, переговоры остаются одним из ключевых инструментов реализации внешней политики и защиты национальных интересов Украины.

Говорят, война начинается там, где проваливается дипломатия. Однако когда дипломатия становится еще одним фронтом войны, именно переговоры являются единственной публичной ареной непосредственного противостояния украинских дипломатов и чиновников с представителями Российской Федерации. Противостояния, в котором нас, как и на поле боя, устраивает только один очевидный результат.

Следует также признать, что именно эта арена оказывает существенное влияние на формирование позиции международного сообщества и уровень поддержки Украины в войне.

Еще одной реалией для современной украинской дипломатии является то, что в 2022–2025 годах Украина оказалась в ситуации постоянных переговоров с западными союзниками и борьбы с противником на поле боя.

Исследования RAND Corporation (Kofman & Lee, 2023), Chatham House (Freedman, 2023), SIPRI (2024) свидетельствуют о том, что переговоры стали неотъемлемой частью военно-политической стратегии.

Как подчеркивает исследование NATO Defense College (2024), современная война все больше приобретает характеристики мультиуровневого взаимодействия, где военные вынуждены выступать посредниками между политическими решениями и реалиями на поле боя.

Подобные вызовы фиксирует и RAND Corporation, отмечающая, что офицеры в XXI веке должны обладать компетенциями переговорщика, понимать межкультурные различия, уметь работать с делегациями международных организаций и избегать эмоционального давления.

Именно поэтому с началом полномасштабной агрессии и я лично как главнокомандующий ВСУ, и представители Генерального штаба Вооруженных сил Украины были постоянно вовлечены в переговорный процесс с партнерами. Также представитель ГШ ВСУ входил и в состав переговорной группы в марте 2022 года в Стамбуле.

Сегодня мы видим участие представителей Генерального штаба Вооруженных сил Украины, Министерства обороны Украины и других представителей сектора безопасности и обороны в мирных переговорах в Стамбуле в 2025 году согласно указам президента Украины от 15 мая 2025 года № 306/2025 и 22 июля 2025 года № 539/202.

Поэтому успех дипломатии в условиях войны будет зависеть и от военных, для которых эта сфера в мирное время остается без внимания.

Но едва ли не главной особенностью сегодняшней дипломатии является то, что Россия, несмотря на изменение глобального контекста, демонстрирует совокупность методов в переговорах, совершенно несовместимых с принципами прозрачности, взаимного доверия и конструктивного диалога.

Этот факт приобретает особое значение для Украины и ее партнеров, ведь формирует прогнозируемые, но в то же время опасные сценарии дальнейших действий РФ.

Возможно, все это еще мало понимают на Западе, однако для Украины это цена выживания.

Итак, в условиях полномасштабной войны украинская дипломатия стоит перед вызовом: понимать специфику ведения переговоров с РФ, которая унаследовала многие черты советской дипломатической школы.

Главной задачей сегодня является прежде всего выявить особенности российской дипломатической машины, определить ее влияние на международные переговорные процессы в отношении Украины и разработать рекомендации для системной подготовки украинских переговорных команд.

Эта подготовка должна включать проработку сценариев и тактических вариантов, четкое распределение ролей в команде, выработку линии поведения на случай готовности оппонента к договоренностям или наоборот – стремление затягивать процесс.

Следует признать, что определяющим становится не столько содержание обсуждений, сколько сама тактика ведения диалога и обмена предложениями. Она будет формировать публичный образ Украины как ответственного и конструктивного участника переговоров и создает дополнительное международное давление на государство-агрессора.

Поэтому важным элементом подготовки к таким переговорам является учет исторического опыта, прежде всего, советской дипломатии, на котором до сих пор держится переговорная практика российской внешней политики.

Беннет Джил, в 1995–2005 годах главный историк (Chief Historian) тогда еще Министерства иностранных дел и дел Содружества Соединенного Королевства, так описывал советскую дипломатию:

"Вступая в переговоры, россияне знали, чего хотят, и подходили к столу, четко представляя свою конечную цель, с готовностью принять для ее достижения все необходимые меры, в том числе, если потребуется, путем срыва переговоров".

Есть смысл при этом упомянуть прежде всего так называемый "стиль политбюро", хорошо известный как узкому кругу специалистов, так и широко описанному западными дипломатами.

Можно выделить такие главные черты этого стиля :

• коллективная безличность (использование только местоимения "мы");
• формализм и ритуализация (длительные речи, насыщенные идеологическими цитатами);
• жесткая неуступчивость (воплощением которой был Андрей Громыко, известный как "мистер Нет");
• системное затягивание переговоров в целях выиграть время.

Вместо открытой дискуссии практиковалось использование намеков и двузначных сигналов, что затрудняло выработку прозрачных договоренностей.

Истоки такого подхода берут начало в сталинских временах, когда переговоры рассматривались прежде всего как демонстрация силы, а не как поиск компромисса.

В последствии этот канон лишь дополнялся: Михаил Суслов, главный идеолог политбюро, выстраивал строгую идеологическую рамку переговоров, где любые уступки трактовались как проявление "слабости".

Юрий Андропов, бывший глава КГБ, переносил в переговорный процесс логику спецслужб – тотальный контроль, проверку, недоверие и использование переговоров как инструмента разведки и управления рисками.

Таким образом, советская дипломатическая традиция выработала своеобразную систему переговорных практик, ориентированную не на поиск договоренностей, а на обеспечение тактических и стратегических преимуществ в международной среде. Ее элементы сохранены в современной дипломатии России.

Одним из самых ярких представителей школы ведения переговоров политбюро был Андрей Громыко, который более четырех десятилетий занимал ведущие позиции во внешнеполитическом аппарате СССР. Он был постоянным представителем при ООН, министром иностранных дел, членом Политбюро ЦК КПСС.

Громыко представлял целостный набор переговорных тактик, объединявший, среди прочего, жесткость, бюрократическую дисциплину и прагматичный расчет.

Его дипломатическая деятельность нередко ассоциируется с феноменом "молчаливой неуступчивости", когда затягивание переговоров и избегание четких обязательств становились инструментами достижения выгоды для Советского Союза (Hamilton, K., Haslam, 2011).

Проявляется этот подход и в текущей агрессивной российской политике, где дипломатические переговоры рассматриваются не как инструмент решения проблем, а как средство выиграть время, легитимизировать собственные действия или создать иллюзию поиска решений.

Его тактика базировалась на нескольких ключевых принципах:

• максимальная подготовка к переговорам (изучение деталей, фактов, юридических аспектов);
• контроль над эмоциями (никаких импульсивных решений);
• сочетание правовых и политических аргументов (активное внедрение норм интернационального права как инструмента давления);
• тактика затягивания времени и блокировка нежелательных решений, если это было выгодно СССР.

Российская Федерация после 1991 года сохранила значительную часть дипломатического аппарата, кадровых традиций и методологии переговоров, унаследованных от СССР.

Это проявляется в риторике, манере поведения, методах давления на партнеров и стремлении добиваться результата путем затягивания переговоров, создания иллюзии компромиссности и одновременно безусловного настаивания на том, чтобы учитывалась именно российская позиция.

После распада СССР переговорная культура России претерпела трансформацию. К "стилю политбюро" добавились элементы постмодерна, в частности право подвергать сомнению сами факты.

Эта тактика "постправды" позволяла придавать большее значение субъективной точке зрения, чем объективным данным.

Подкрепленные масштабными кампаниями дезинформации в медиа, российские переговорщики получили инструмент для манипуляций "произвольными интерпретациями", вытеснявшими фактические аргументы.

Анализ методов и стиля российских переговоров позволяет сформулировать важные уроки для украинских дипломатов, в частности с учетом особенностей вовлечения военных в переговорный процесс.

Методическая подготовка и аналитическое мышление

Громыко был известен щепетильным вниманием к деталям, тщательной проработкой всех материалов переговоров, анализом противоречий и мотиваций оппонентов. Его подход – разбирать проблему на части, анализировать каждую отдельно, исключать неопределенность и неясность.

Выносливость и психологическое давление

Применение стратегии длительных, подчас монотонных переговоров, намеренно истощая оппонента.

Этот прием базировался на умении противостоять нерелевантным эмоциям и давлению, и одновременно провоцировать их у противника, что усложняло последнему логическое мышление и принятие решений.

Таким образом, создается психологическое преимущество.

Тони Бишоп, британский дипломат описывает одну историю. В мае 1974 года на переговорах в Министерстве иностранных дел в Лондоне британский министр иностранных дел, тогда сэр Алек Дуглас-Хьюм, тщетно пытался остановить Громыко, который разлого излагал позицию Советского Союза. 

"Подняв руку, как уличный регулировщик", он напомнил Громыко, что прекрасно знает содержание последних передовых статей "Правды" и что их пересказ ни к чему не приведет.

Но Громыко продолжал говорить, не переставая, пока Дуглас-Хьюм не предложил объявить перерыв и не пригласил Громыко (без его делегации) продолжить их встречу в "Карлтон-клубе".

Жесткость в позиции, но парадоксальная гибкость в формулировках

Это сочетание максимально жестких требований с применением сложных, многозначных языковых конструкций является классической манипуляцией.

Суть состоит в том, чтобы не соглашаться на компромиссы, но демонстрировать готовность к диалогу, который впоследствии можно трактовать разными способами.

Этот прием также соответствует тактике отделять истину от неистины – именно в дипломатии эти границы намеренно размывают.

Использование страха и авторитета для усиления позиции

Советская школа действовала на основе психологии власти: создание впечатления силы, готовности к жестким действиям, призванное формировать страх и нерешительность оппонентов.

Психологически это применение авторитарных стилей коммуникации, оказывающих значительное влияние на переговорный процесс.

Вот, например, как сам Громыко описывает 18 октября 1962 года встречу и разговор с тогдашним президентом Соединенных Штатов Америки:

"В ходе разговора Кеннеди, вопреки некоторым, существующим на Западе, утверждениям, ни разу не поднял вопрос о наличии на Кубе советского ракетного вооружения. Я повторяю, ни разу об этом не упомянул. Следовательно, мне и не нужно было давать прямого ответа – есть ли такое оружие на Кубе или нет.

В то же время, я разъяснил президенту – советская помощь Кубе направлена исключительно на укрепление ее обороноспособности и развитие мирной экономики этой страны. Научение советскими специалистами кубинцев обращению с оружием, предназначенным для обороны, никак не может расцениваться как угроза для кого бы то ни было.

В заключение разговора я сказал: "Господин президент, позвольте выразить надежду, что США имеют теперь ясное представление о советской политике по поводу Кубы и о нашей оценке действий США по этой стране…

Беседа с Кеннеди по вопросу о Кубе пестрила, как сказать точнее, резкими поворотами, изломами, если можно так выразиться. Он явно нервничал, хотя старался этого не выказывать".

Манипулирование информацией и откровенная ложь (дезинформация)

Для обеспечения преимущества использовались методы создания двойной реальности: намеренное распространение фальшивых или извращенных фактов в сочетании с юридической двусмысленностью формулировок.

Это усложняет способность оппонента сделать однозначные выводы и ослабляет доверие в переговорном процессе.

Генри Киссинджер в своей книге "Дипломатия" упоминает, что советская дипломатия формировала специфический тип переговорного поведения, отмечавшийся сочетанием максимальных требований, ультиматумов и психологического давления для достижения стратегических целей.

Тактика, отшлифованная десятилетиями, заключалась в контроле за рамками переговоров, использовании переговоров как инструмента легализации уже достигнутых целей и постоянном домогательстве большего, чем предлагалось изначально.

В качестве противодействия переговорщики могут использовать контрманипулирование и атаки объявленных позиций оппонента, а также техники ограничения посягательств оппонента через контробусловливание нереальных требований.

Анализируя поведение главы зарубежного ведомства России и его риторику во время международных встреч, можно увидеть почти буквальное воспроизведение принципов "тактики затягивания", "формальной неуязвимости" и "риторического разворота" оппонентов, которые характерны для "советской школы".

Это свидетельствует об институциональной наследственности дипломатической культуры, опирающейся на многолетнюю практику Советского Союза.

Характерной особенностью является использование так называемого "эффекта языковой асимметрии", когда ключевые тезисы представляются в форме юридически выдержанных, но многозначных формулировок.

Глава МИД РФ, подобно советским предшественникам, систематически уклоняется от конкретных ответов, переводя дискуссию в плоскость второстепенных деталей. Этот прием снижает остроту критики и усложняет формирование единой позиции оппонентов, создавая для них ситуацию внутренних противоречий.

Вторым элементом преемственности является тактика использования исторических параллелей и "нравственного зеркала".

В публичных заявлениях Сергей Лавров часто обращается к прецедентам колониальной политики западных государств, пытаясь снять с России бремя ответственности за свои действия.

Подобная техника отсылает к практике Громыко на переговорах во времена "Холодной войны", когда он апеллировал к проблемам расовой дискриминации в США, чтобы отвести внимание от советских нарушений прав человека.

Еще одной отличительной чертой является целенаправленное создание информационного давления путем избыточного количества "контраргументов".

По данным исследователей международных коммуникаций, такой подход работает как "тактика истощения": большое количество замечаний, даже если у них нет доказательной силы, затрудняет дискуссию для оппонентов, заставляя их тратить время на опровержение.

Это типичная техника "школы Громыко", которую глава зарубежного ведомства РФ унаследовал и усовершенствовал в новых условиях.

В контексте международного права особенно показательно использование практики "выборочного цитирования" документов.

Сергей Лавров, как и его предшественники в советской дипломатии, избегают признания полной юридической картины, акцентируя лишь на выгодных положениях договоров или резолюций.

Такая практика формирует иллюзию правовой обоснованности позиции и укрепляет ее видимостью формальной легитимности.

С уверенностью можно утверждать, что подобный стиль не случаен, а вероятно, составляет целостную систему подготовки кадров для МИД РФ. Она ориентирована не столько на поиск компромисса, сколько на сохранение контроля над повесткой и недопущение стратегических уступок.

Важно отметить, что такая модель ведения переговоров имеет и обратную сторону: она постепенно снижает доверие к российской дипломатии как инструменту решения конфликтов.

Чрезмерная риторическая манипуляция и отсутствие готовности к конструктивным шагам формируют у международных партнеров чувство предсказуемости и шаблонности поведения российского зарубежного ведомства.

Это свидетельствует о том, что советское наследие, адаптированное министром МИД РФ, одновременно является мощным инструментом тактического влияния и стратегическим ограничением для самой России.

Во-первых, эта школа проявляется в современной дипломатии как инструмент не только формальной риторики, но и метод управления кризисами.

Наследие советской дипломатии с осторожностью и затягиванием переговоров превращается в способ выигрывать время и создавать иллюзию диалога. Это позволяет МИД России, в частности его главе, использовать дипломатический дискурс как прикрытие для агрессивной политики, не выходя за пределы международно признанных форматов.

Во-вторых, современные практики демонстрируют сочетание тактики затягивания с использованием международных организаций для продвижения собственных нарративов.

Очевидно, что именно традиции "громыковской школы" лежат в основе методов, по которым Москва пытается блокировать нежелательные решения в ООН, ОБСЕ или где-либо, создавая "институциональный паралич" и уменьшая эффективность коллективных решений.

В-третьих, важно учитывать, что дипломатия Лаврова – модернизация советской школы: риторика остается консервативной, но содержание наполняется инструментами информационно-психологических операций.

Исследователи NATO StratCom COE (2021) отмечают, что современные российские переговорные практики невозможно отделить от системной дезинформационной кампании. Это означает, что дипломатия превратилась в многофункциональную платформу, работающую в плоскости права, информации и пропаганды.

В практике Сергея Лаврова мы также видим, что Москва не рассчитывает на быстрое достижение соглашений, а выстраивает долгосрочные позиции, позволяющие адаптироваться к любым изменениям в международной среде и продолжать агрессивные действия на международной арене под зонтиком переговорного процесса под лозунгом: пока ведутся переговоры, не усиляются санкции.

Как пишет Ричард Саква (2017), "российская дипломатия функционирует не для разрешения конфликтов, а для стабилизации собственных позиций в меняющейся архитектуре глобальной политики".

Вместе с тем характерным признаком является демонстрация "холоднокровности" в публичных дискуссиях. Мы можем наблюдать стиль "непреклонного дипломата", якобы контролирующего любую ситуацию.

Но очевидно, что это не только тактический прием, но и средство воздействия на аудиторию, включая западную.

Тогда украинская сторона должна прорабатывать программу контрвлияния на международную аудиторию и строить переговоры не от задачи достичь договоренностей, а зеркально к поведению агрессора создавать давление международного сообщества на РФ, демонстрируя всю негативную моральную и практическую сторону "метода Громыко".

Также целесообразно отметить, что советская школа в современном воплощении приобрела еще одну черту – ориентацию на "перегрузку дискуссии" техническими деталями. Это создает туманность и препятствует конструктивному диалогу.

Такая практика подрывает способность международных партнеров формировать единую позицию, поскольку требует чрезмерных ресурсов для проверки фактов и опровержения ложных аргументов.

Анализируя воплощение Россией советской школы в XXI веке, можно сделать заключение, что, с одной стороны, это консервация старых методов ведения переговоров, с другой – активное использование новых технологий, в том числе социальных сетей и контролируемых медиа.

Это подтверждается интеграцией дипломатических заявлений в широкую систему кремлевских информационных кампаний.

Мониторинг внешнеполитической риторики Российской Федерации позволяет показать ключевые черты современной русской дипломатии.

1. Цель – изменение повестки дня, навязывание собственной интерпретации.
2. Стиль ведения переговоров – агрессивный, провокативный, использование оскорблений.
3. Основной инструмент – манипуляция фактами, ложные заявления, информационные атаки.
4. Взаимодействие с оппонентами – эмоциональные выпады, унижение оппонентов.
5. Информационное сопровождение – глобальные медиакампании и пропагандистские сети.

На основании анализа особенностей этой школы и стиля ведения переговоров современными представителями российской дипломатии, в частности Сергеем Лавровым, можно выделить следующие практические рекомендации по повышению эффективности участия представителей сектора безопасности и обороны в международных переговорах:

• основательная подготовка: украинские переговорщики должны знать не только предмет дискуссии, но и историю, контекст и тактику, стратегию российской стороны, разбираться в психодинамике и манипулятивных приемах россиян;
• выносливость, терпение и четкость позиции: не поддаваться на психологические провокации, одновременно сохраняя гибкость в формулировках для расширения возможностей. Подходы Громыко можно применить и к россиянам, в частности, не подвергаться давлению и продолжать переговоры долго ради конечной выгоды;
• владение методами логического анализа: чтобы из множественных интерпретаций правильно выделять истинные договоренности;
• знание и применение методологии и приемов срыва манипуляций оппонентов и принуждение к разоблачению своих подлинных намерений и публичной "потери лица", когда единственным методом переговоров остается применение РФ прямых угроз;
• комплексная подготовка участников от сектора безопасности и обороны с использованием наработок современного бизнеса и специальных служб: участники переговоров должны понимать модели работы оппонентов как психологическое давление и методы дезинформации, чтобы оперативно реагировать на любые попытки перенести переговоры в плоскость диктата РФ нереальными условиями;
• распознавание манипуляций в формулировке позиций во избежание неблагоприятных компромиссов.

В то же время, анализ современных переговоров демонстрирует, что эффективность переговоров с Россией зависит от комплексного подхода: дипломатия должна быть устойчивой, последовательно спланированной и сочетаться с готовностью реагировать на мощное давление.

Украина должна постоянно усиливать свой дипломатический потенциал, развивать тактические навыки переговорщиков, готовясь к длительным и сложным переговорам в изменяющихся условиях. Знание этой традиции поможет избежать непродуманных шагов и максимально использовать переговоры по защите национальных интересов.

В итоге, хотел бы заметить, что пытаясь закончить войну во Вьетнаме, первые раунды мирных переговоров начал еще предшественник Ричарда Никсона на посту президента США Линдон Джонсон.

Дипломатические встречи по достижению мира длились в общей сложности пять лет. Переговоры то заходили в тупик, тогда стороны обменивались ультиматумами, то переходили в закулисный формат, тогда к ним привлекались союзники обеих сторон.

В общей сложности Киссинджер встречался с представителями Северного Вьетнама 68 раз.

В январе 1973 года в Париже мирные соглашения наконец были подписаны, несмотря на их неприятие Южным Вьетнамом.

США вывели войска в 1973 году, стороны обменялись военнопленными, а Генри Киссинджер был удостоен Нобелевской премии мира. Американский дипломат премию принял, а вот его вьетнамский коллега Ле Дик Тхо отказался, ведь вьетнамская война продолжалась еще более двух лет и завершилась лишь в 1975 году после падения Сайгона.

Валерий Залужный, посол Украины в Великобритании, главнокомандующий ВСУ (2021–2024)