Хроніка чужої вини
Историю независимой Украины можно сравнить с ночным небом.
Наш тридцатилетний путь усеян звездами и звездочками: кратковременными вспышками энтузиазма и моментами национальной гордости.
Победоносные Майданы соседствуют со спортивными достижениями, обретение безвиза – с триумфами на "Евровидении".
Но эти сияющие точки окружает мрак: перманентное ощущение неуспешности, неустроенности, неудовлетворенности собой и своим местом в мире. И, конечно, неустанный поиск виновных в таком положении дел.
Последние 30 лет Украине приходилось нелегко, но отечественное неблагополучие компенсировалось той легкостью, с которой мы обнаруживали в ком-то другом причину собственных проблем.
Под рукой у нас всегда был кто-то, кому можно было переадресовать свои неудачи и разочарования. Каждый этап новейшей украинской истории дарил стране новых обвиняемых.
На первых порах наш праведный гнев не отличался от стандартного постсоветского ресентимента 1990-х. Его объектом становились те, кто поднялся на руинах старого мира и преуспел больше других.
Крупные политики и мелкие коммерсанты, банкиры и медийщики: чужое врастание в новую реальность оскорбляло нищего украинца и ассоциировалось с кражей общего достояния.
Хотя униженные обыватели никогда не отличались трепетным отношением к госсобственности, свою неудачу они предпочитали объяснять личной честностью, а успех классового врага – его порочностью.
Правда, вскоре завоевал популярность и альтернативный подход: обвинение консервативных украинцев, не преуспевших в новом мире.
Молодое поколение увидело причину собственного неблагополучия в негодных стартовых условиях, в отставании украинской Родины от Польши, Чехии и других состоявшихся государств.
Вина за это отставание возлагалась на старшую генерацию, отравленную советским менталитетом, упустившую свой исторический шанс и не сумевшую перестроить страну на европейский лад.
Поколение родителей стало восприниматься как воплощение "совка", ответственного за все проблемы обделенной молодой Украины.
Классовыми и поколенческими обидами дело не ограничилось: к середине 2000-х поиски чужой вины приобрели выраженную региональную окраску. Корень всех бед и неудач обнаруживался на другом конце страны.
Олицетворением старорежимного балласта, не пускающего нас в светлое будущее, стал Донбасс.
Самый советский регион виделся чужеродной раковой опухолью, не имеющей ничего общего с настоящей Украиной и украинцами.
Хотя фактически Донбасс раздражал пассионарных киевлян и львовян не своей обособленностью, а своим сходством с остальной страной.
В нем, словно в вогнутом зеркале, отражалась неудобная часть нас самих; наши собственные слабости и недостатки – только в более утрированном виде. А стигматизация Донецка и Луганска помогала забыть о том, что остальная Украина тоже родом из СССР.
Читайте также: Украина большая и малая
В свою очередь для Донбасса объектом ненависти стали смутьяны и бездельники, разрушившие старый порядок, регулярно выходящие на Майдан и не дающие стране нормально жить и работать.
Само собой, революционная зараза связывалась с Галичиной и ее чуждым мировоззрением. При этом из коллективной памяти вытеснялось недавнее прошлое: непосредственная связь между крахом СССР и массовыми шахтерскими выступлениями 1989-1990 годов.
По сути, обрушиваясь на львовских пассионариев, Донбасс прятал за этими обвинениями разочарованность в собственном революционном опыте.
Затем пришел переломный 2014 год. Казалось, война решила проблему чужой вины – по крайней мере, для патриотической части общества.
Если уж упрекать кого-то в наших невзгодах, то, разумеется, агрессора, аннексировавшего Крым и контролирующего боевиков на Донбассе. По логике вещей, Владимир Путин должен был вытеснить прочих обвиняемых из украинского коллективного сознания.
Однако вскоре выяснилось, что кремлевский диктатор слишком далек и недосягаем, чтобы быть главной и единственной мишенью национального хейта.
Человеку хочется винить тех, кто находится рядом. Ненавидеть тех, на ком хотя бы потенциально можно отыграться. И по мере того, как таяли иллюзии скорой победы над Путиным, его зловещая фигура неумолимо отступала на второй план.
Зато хронику чужой вины пополняли другие, более доступные объекты – причем на любой вкус.
Переселенцы с оккупированных территорий. Это они во всем виноваты: война началась из-за их нежелания дать отпор врагу, а теперь они несут вглубь страны всевозможные пороки.
Облеченные властью "барыги" со своей обслугой. Это они во всем виноваты: затянувшаяся война не заканчивается исключительно потому, что на ней наживаются и делают карьеру.
Соотечественники, проголосовавшие за Зеленского. Это они во всем виноваты: в решающий момент вонзили нож в спину воюющей Отчизне и не позволили дождаться победы и благоденствия…
Читайте также: Украина, которой не было
Страдая из-за собственной слабости в противостоянии с Кремлем, страна занимается психологической компенсацией и находит все новые удобные мишени.
Нынешним летом в этой роли выступили русскоязычные граждане: это они провоцируют агрессию Москвы и подрывают национальную безопасность самим фактом своего существования.
Спор о языковом законе легализовал обвинение русскоговорящей Украины во всех грехах, и если в 2014-2015 ее клеймили лишь маргиналы, то теперь это чуть ли не патриотический мейнстрим.
Впрочем, тренд на легализацию враждебных чувств не ограничивается языковой сферой и прослеживается всюду.
Ярко выраженный ресентимент становится хорошим тоном, признаком гражданской сознательности и любви к Родине.
Взаимные претензии, взаимные обвинения, взаимная нетерпимость все явственнее захватывают отечественную политику и общественный дискурс.
Порой кажется, что на тридцатом году независимости многие из нас уже смирились с вечным прозябанием Украины на мировых задворках, уже не мечтают о цивилизационном рывке – а жаждут получить хоть какое-то моральное утешение за чужой счет.
В перспективе такой настрой рискует вытеснить любые конструктивные программы и планы развития страны.
Украину, окончательно возведшую ресентимент в ранг государственной политики, представить нетрудно.
Это страна, где радость подменена злорадством. Где чужие неприятности считаются показателем собственной успешности, а чужой дискомфорт создает иллюзию комфорта.
Где отсутствие экономических свобод компенсируется свободой хейта, а правовая незащищенность – возможностью унижать сограждан.
Где социальные лифты остаются неработающими, а социальные стандарты – недосягаемыми, зато недовольный украинец может выместить свою неудовлетворенность на ком-то еще.
Будем откровенны: подобную Украину построить намного легче, чем нечто реформированное и по-европейски успешное.
Вопрос лишь в том, какая часть нашего общества готова променять 30-летнюю мечту о процветании на скромное пространство собственной обиды и чужой вины.
Михаил Дубинянский
