Примус до миру

У этой войны слишком много оттенков. Такая война изматывает. Потому что не имеет смысла. Это война ради войны.

Западные санкции могли бы сработать, если бы война шла за экономические смыслы. Но война Путина имеет другой смысл. И он вне логики.

Путин хочет войны.

Говоря о Путине, подсознательно возникает ассоциация с алкоголиком. С таким, знаете, пропойцем-тираном. Шантажистом и рабом своих привычек.

Любимый сын и некогда любимый муж и отец. Он приноравливался к 100 граммам по чуть-чуть. Но потом вошел во вкус. Люди, ставшие рабами своей привычки, перестают себе принадлежать. Решение принимает не человек, а его недуг.

И из этого совершенно больного сознания, из организма, навсегда поврежденного алкоголем, поскольку нарушения уже стали необратимыми, такой тиран алкоголик ведет диалог с окружающим миром.

Уже выселены теща и тесть, дети давно живут у сестры жены, жена наливает по 150 по первому требованию. Но он вымогает все больше и больше. Уже в некогда супружеской спальне живут братья алкаши, на кухне – последний день Помпеи, двери выломаны и звонок выдернут с мясом. Но тиран-алкоголик – требует еще и еще.

И самое отвратительное, что каждый раз после очередного разгрома в доме он обещает исправиться. Торгуется, и изворачивается – на него не так посмотрели, к его мнению не прислушались, мама в детстве раз опоздала в детский садик, а сын не захотел идти по его стопам.

И с каким-то упоительным упорством родственники пытаются все исправить и допроситься – что нужно сделать, чтобы он перестал пить. Чтобы дети вернулись домой, а из спальни ушли эти страшные люди.

Ровно так же выглядят усилия всей дипломатии в отношении Путина.

Можно ли договориться с алкоголиком? Ответ на этот вопрос знает каждый, кому довелось иметь дело с таким субъектом.

Стоит ли рассчитывать на его договороспособность? Едва ли. По той простой причине, что в этом человеке человека нет. За него говорит страшный недуг.

Какие шансы, что он одумается? Ради детей, мамы, жены, мира во всем мире – ради любой значимой для нормального человека цели?

Ответ очевиден.

Ведь все эти мольбы направлены в ту часть мозга, души, сознания, как угодно, которые давно выведены из строя алкоголем. Там – пустота.

Напротив, сам недуг являет парадоксальные способности манипулировать окружающими. Он без зазрения совести бьет по больным местам, взывает к жалости и сыплет угрозами. И все это одновременно. Завязывая узлы на остатках здравого смысла тех, кому приходится выслушивать этот бред.

В итоге все виновны, а тиран победоносно выхлебывает очередную бутылку с горла на глазах у родственников. Не забывая взывать к их совести – "я же говорил, что вы меня не любите, и никто здесь меня не понимает!".

Чего он хочет?

Ничего. Ровным счетом ничего из того, что может ему предложить здоровый человек. Он хочет извести себя и весь мир. И нет границ в этом желании. Потому что недуг есть разрушение. И это разрушение будет множить разрушения.

И никак иначе.

С алкоголиком проще. Рано или поздно кто-то таки принимает решение сдать его на принудительное лечение, посадить, или выгнать из дому. Резонно сообразив, что только так можно оставить в живых всех остальных.

Что делать с Путиным?

Да еще с учетом того, что он уже "споил" некислое число русских душ? И в его арсенале чуть больше чем 100 рублей на опохмел с дальнейшем заходом в новый запой.

Пока мир предлагает только два варианта. Либо зажать следующую сторублевку и так попытаться урезонить тирана. Или дать ему выпить столько, сколько не сможет переварить его организм.

Первый сценарий плох, потому что клиент впадает в аномальную агрессию. Ну и все равно всегда найдется кто-то сердобольный, трусливый или сволочной, кто не побрезгует подачкой. Второй – рискует слишком затянуться во времени. Кто-то из семьи может и не дожить.

В идеале – надо бы выступить единым фронтом. И не реагировать на манипуляции, не давать слабину. Не реагировать на изворотливость пропитого мозга и внушительных размеров Васю в тельнике, устрашающе выглядывающего из детской.

Алкоголик – трус и не сможет противостоять "всему семейству", если семейство полно решимости добиться своего. Но как раз этого и не происходит. Потому что кто-то все равно не хочет связываться и предательски шепчет "а может он одумается?".

И тогда должен найтись кто-то один. Не всегда самый сильный физически. Просто самый трезвый и не трус. И даже его одной очень четкой позиции будет достаточно, чтобы убедить остальных. Потому что, как бы там ни было, позиция адекватная ближе здравомыслящим людям, чем алкоголические фантасмагории.

Просто нужно стоять на своем. Только смирительная рубашка, только принудительное лечение. Изгнание. Других вариантов нет. Если мы хотим выжить.

Відколи мій найкращий друг призвався, найбільше в світі я хочу миру, щоби він повернувся до свого 4-річного малого до сім"ї і друзів. І кожного разу, коли я чую його голос в телефонній слухавці, я відчуваю увесь ідіотизм цієї війни.

Не сіло, не впало тисячі здорових чоловіків висмикнуто із звичного життя, забрано із сімей. І в наше і без того не надто легке життя тепер ще увійшов цей повсякденний біль. Але повсякденність не робить його менш гострим.

Я відмовляюся усвідомлювати, як Юрина жінка, опісля десяти років щасливого життя, коли ніколи не розлучалися майже з першої зустрічі тепер сама. В квартирі, де все – про Юру. Я не усвідомлюю, звідки вона взяла сили його відпустити. Звідки така мужність? І як вона з цим живе?

Про гроші – то окрема історія. Сімейний бюджет багатьох сімей вже давно став на воєнні рейки. Бо в пріоритеті – не холодильники і пральні машини, і навіть не фрукти для дитини, а наколінники, берці, бронежилети.

Я хочу миру, щоб Юра повернувся. От просто завтра і знов повернулося щасливе життя. А бажання Путіна – рівно протилежне.

Ціна миру, видається, вже визначена.

Світ надто довго бігав за пляшкою для душевної розмови заради миру. І тішився ідеєю "контрольованого пияцтва" того покидька. Та згодом з’ясували, що всі ті розмови були лишень заради наступної пляшки. А пияцтво не може бути контрольованим, бо воно в будь-якому разі переростає в хронічний алкоголізм.

Тож нам лишається лише одне – розмова "насуху". І з бідакою, і з рештою сімейства.

Или бежать в магазин за "еще", присесть рядом с тираном, налить по стопочке и больше никогда не выйти из запоя – ведь это и есть "русский мир".

Марія Заплавська, УП