Политический террорист №1: "Кучма пять лет держал меня в заложниках и шантажировал Мороза"
Среда, 22 декабря 2004, 21:24
Как уже успели сообщить средства массовой информации, самого известного украинского "террориста" Сергея Иванченко, осужденного за покушение на Наталию Витренко в 1999-м году, помиловал Леонид Кучма.
Таким образом, Сергей отбыл в неволе без нескольких дней пять лет вместо 15-ти, которые дал ему суд. Уже в прошлый четверг вечером Сергей возвратился в Кривой Рог. А в следующий день он любезно согласился на интервью.
— Сергей, как так случилось, что вас помиловал президент? Вы ведь отбыли только третью часть срока…
— По всей вероятности, Кучма на протяжении пяти лет просто держал меня в заложниках и шантажировал лидера социалистов Александра Мороза. Сейчас, когда он уходит, в этом нет смысла. Впрочем, может быть, он что-то переосмыслил. Возможно, боится ответственности и хочет загладить свои грехи. Трудно сказать…
— Не могли бы вы рассказать, как вы обо всем узнали?
— Моя супруга — Инна Ивановна — на имя президента Украины подала ходатайство о помиловании, с которым я согласился. Прошло несколько месяцев. Жена приехала ко мне на длительное свидание. И вот приходит к нам офицер и говорит: "Вас президент помиловал, Вы свободны".
Вся колония — 1500 человек — была в шоке. Я пришел собирать вещи, прощаюсь, а мне не верят. "Ты куда?" — спрашивают. — "Домой", — отвечаю. — "Как домой, тебе еще 10 лет сидеть?" Никто не верил.
— Каково вам там было, чем вы занимались в колонии?
— Для меня это была как длительная командировка, но только в условиях суровых. Я потихонечку осваивал пласт, который захватили… определенные граждане. Скажем, насколько мог, помогал сокамерникам отстаивать свои права в СИЗО-2. Там столько беспредела, что вы даже не можете себе этого представить!
В колонии было немного проще, хотя и там этого хватало с головой. Кроме того, я работал с камнем, потом — в деревообрабатывающем цехе.
— Вы не признали свою вину. Значит ли это, что вы намерены добиваться справедливого расследования этого дела?
— Мы всегда были за справедливость. Мы живем этим, и я более чем уверен, что у нас не один суд впереди. Ведь дело не только во мне — до сих пор несправедливо отбывают наказание мой родной брат и мой товарищ.
Их нужно освобождать. И мы не рассчитываем на второе и третье помилование, нет. Мы будем доказывать, что они там находятся по сфабрикованному делу.
— Вы поддерживали между собой контакт?
— Нас разбросали по разным колониям и разным областям. Я находился в Николаевской области, мои брат и друг — в Донецкой и Днепропетровской областях. С братом я переписывался, а с другом нет — не положено.
Но он вел переписку с Инной, а она мне уже все рассказывала. То есть, мы с ним общались через третье лицо.
— Вас, наверняка, многие считали политическим заключенным. Это как-то отразилось на обращении к Вам?
— Нет, привилегии и поблажки в тех местах, через которые я прошел, сегодня имеют только те заключенные, которые сотрудничают с администрацией.
Сейчас в местах лишения свободы другие порядки. Если раньше так называемые блатные отстаивали права мужиков, которые работают и несправедливо страдают, то сегодня таких ломают. В наше время блатные отстаивают только интересы администрации, которая их покрывает.
Да, были люди, которые мне сочувствовали. Но отношения на свободе и в местах заключения принципиально отличаются тем, что там ты никогда не знаешь, правду ли тебе говорят. Вся система исполнения наказаний построена на том, чтобы уничтожить личность, которая не приносит администрации дивидендов.
— А Вы приносили им дивиденды?
— Я особая личность (смеется). Кроме того, меня очень сильно поддерживала супруга, которая на протяжении пяти лет постоянно ко мне приезжала. Меня обрабатывали с первого дня моего нахождения в заключении. Я писал заявления генеральному прокурору. Администрация их принимала, но никуда не отправляла.
Тогда я стал пользоваться тем, что все они взяточники. Скажем, отправить письмо через контролера Лукъяновского СИЗО стоило несколько пачек хороших сигарет. То есть, я боролся и старался помочь остальным.
— И каков был эффект от заявлений генпрокурору?
— Жалобы направлялись в департамент. А оттуда приезжали люди, которые делали все, чтобы покрыть своих подчиненных.
— Как Вы оцениваете роль Натальи Витренко в вашем деле?
— Я думаю, она пошла на поводу у спецслужб. Насколько я могу судить, ей известно, что я к организации этого теракта не причастен. Однако стояла задача: не допустить Александра Мороза во второй тур.
И все было сделано для того, чтобы нас — Мороза и его доверенных лиц — скомпрометировать. Витренко просто ничего не сделала для того, чтобы восторжествовала справедливость. Она просто не была в этом заинтересована.
— Скажите, насколько свободно, прозрачно и демократично проходили выборы там, где вы отбывали наказание?
— Я пережил там несколько кампаний. В 2000 году был референдум. Заходишь в кабинку, а с другой стороны на тебя смотрит оперативник, который показывает пальцем, где нужно ставить галочки. Не поставишь — сразу в карцер. Поставил — свободен, следующий идет.
В Николаеве, в 2002 году, когда проходили выборы в Верховную Раду, меня даже не выводили. На руки дали только один бланк со списком партий, хотя я расписался и за все остальные…
Первый тур президентских выборов-2004 был очень напряженным. Сначала прошли все блатные по отрядам. Они говорили, что нужно голосовать только за Януковича — мол, уникальный случай, когда интересы администрации и заключенных совпали.
Нам давали чай и сигареты. Заходишь в кабинку — а там та же ситуация: стоит оперативник, который пальцем показывает, где ставить галочку.
— Постойте, а как же члены комиссий, наблюдатели?
— Ни одного наблюдателя не было, все члены комиссий — это "свои люди", жены офицеров.
— И за кого проголосовали Вы?
— В первом туре — за Александра Мороза.
Когда я в этой кабинке начал искать его фамилию, у оперативника чуть истерика не началась. Но его вовремя одернули те, кто знает о моих принципиальных убеждениях.
Словом, из 1500 человек в колонии только один я проголосовал за Мороза, еще двое — за Ющенко. Второй тур проходил по "смягченной" системе: пальцем уже ничего не показывали, хотя оперативник в кабинке стоял и все контролировал.
— Сейчас Вы уже дома. Чем собираетесь заниматься?
— Жить, работать, бороться за правду и справедливость.
Таким образом, Сергей отбыл в неволе без нескольких дней пять лет вместо 15-ти, которые дал ему суд. Уже в прошлый четверг вечером Сергей возвратился в Кривой Рог. А в следующий день он любезно согласился на интервью.
— Сергей, как так случилось, что вас помиловал президент? Вы ведь отбыли только третью часть срока…
— По всей вероятности, Кучма на протяжении пяти лет просто держал меня в заложниках и шантажировал лидера социалистов Александра Мороза. Сейчас, когда он уходит, в этом нет смысла. Впрочем, может быть, он что-то переосмыслил. Возможно, боится ответственности и хочет загладить свои грехи. Трудно сказать…
— Не могли бы вы рассказать, как вы обо всем узнали?
— Моя супруга — Инна Ивановна — на имя президента Украины подала ходатайство о помиловании, с которым я согласился. Прошло несколько месяцев. Жена приехала ко мне на длительное свидание. И вот приходит к нам офицер и говорит: "Вас президент помиловал, Вы свободны".
Вся колония — 1500 человек — была в шоке. Я пришел собирать вещи, прощаюсь, а мне не верят. "Ты куда?" — спрашивают. — "Домой", — отвечаю. — "Как домой, тебе еще 10 лет сидеть?" Никто не верил.
— Каково вам там было, чем вы занимались в колонии?
— Для меня это была как длительная командировка, но только в условиях суровых. Я потихонечку осваивал пласт, который захватили… определенные граждане. Скажем, насколько мог, помогал сокамерникам отстаивать свои права в СИЗО-2. Там столько беспредела, что вы даже не можете себе этого представить!
В колонии было немного проще, хотя и там этого хватало с головой. Кроме того, я работал с камнем, потом — в деревообрабатывающем цехе.
— Вы не признали свою вину. Значит ли это, что вы намерены добиваться справедливого расследования этого дела?
— Мы всегда были за справедливость. Мы живем этим, и я более чем уверен, что у нас не один суд впереди. Ведь дело не только во мне — до сих пор несправедливо отбывают наказание мой родной брат и мой товарищ.
Их нужно освобождать. И мы не рассчитываем на второе и третье помилование, нет. Мы будем доказывать, что они там находятся по сфабрикованному делу.
— Вы поддерживали между собой контакт?
— Нас разбросали по разным колониям и разным областям. Я находился в Николаевской области, мои брат и друг — в Донецкой и Днепропетровской областях. С братом я переписывался, а с другом нет — не положено.
Но он вел переписку с Инной, а она мне уже все рассказывала. То есть, мы с ним общались через третье лицо.
— Вас, наверняка, многие считали политическим заключенным. Это как-то отразилось на обращении к Вам?
— Нет, привилегии и поблажки в тех местах, через которые я прошел, сегодня имеют только те заключенные, которые сотрудничают с администрацией.
Сейчас в местах лишения свободы другие порядки. Если раньше так называемые блатные отстаивали права мужиков, которые работают и несправедливо страдают, то сегодня таких ломают. В наше время блатные отстаивают только интересы администрации, которая их покрывает.
Да, были люди, которые мне сочувствовали. Но отношения на свободе и в местах заключения принципиально отличаются тем, что там ты никогда не знаешь, правду ли тебе говорят. Вся система исполнения наказаний построена на том, чтобы уничтожить личность, которая не приносит администрации дивидендов.
— А Вы приносили им дивиденды?
— Я особая личность (смеется). Кроме того, меня очень сильно поддерживала супруга, которая на протяжении пяти лет постоянно ко мне приезжала. Меня обрабатывали с первого дня моего нахождения в заключении. Я писал заявления генеральному прокурору. Администрация их принимала, но никуда не отправляла.
Тогда я стал пользоваться тем, что все они взяточники. Скажем, отправить письмо через контролера Лукъяновского СИЗО стоило несколько пачек хороших сигарет. То есть, я боролся и старался помочь остальным.
— И каков был эффект от заявлений генпрокурору?
— Жалобы направлялись в департамент. А оттуда приезжали люди, которые делали все, чтобы покрыть своих подчиненных.
— Как Вы оцениваете роль Натальи Витренко в вашем деле?
— Я думаю, она пошла на поводу у спецслужб. Насколько я могу судить, ей известно, что я к организации этого теракта не причастен. Однако стояла задача: не допустить Александра Мороза во второй тур.
И все было сделано для того, чтобы нас — Мороза и его доверенных лиц — скомпрометировать. Витренко просто ничего не сделала для того, чтобы восторжествовала справедливость. Она просто не была в этом заинтересована.
— Скажите, насколько свободно, прозрачно и демократично проходили выборы там, где вы отбывали наказание?
— Я пережил там несколько кампаний. В 2000 году был референдум. Заходишь в кабинку, а с другой стороны на тебя смотрит оперативник, который показывает пальцем, где нужно ставить галочки. Не поставишь — сразу в карцер. Поставил — свободен, следующий идет.
В Николаеве, в 2002 году, когда проходили выборы в Верховную Раду, меня даже не выводили. На руки дали только один бланк со списком партий, хотя я расписался и за все остальные…
Первый тур президентских выборов-2004 был очень напряженным. Сначала прошли все блатные по отрядам. Они говорили, что нужно голосовать только за Януковича — мол, уникальный случай, когда интересы администрации и заключенных совпали.
Нам давали чай и сигареты. Заходишь в кабинку — а там та же ситуация: стоит оперативник, который пальцем показывает, где ставить галочку.
— Постойте, а как же члены комиссий, наблюдатели?
— Ни одного наблюдателя не было, все члены комиссий — это "свои люди", жены офицеров.
— И за кого проголосовали Вы?
— В первом туре — за Александра Мороза.
Когда я в этой кабинке начал искать его фамилию, у оперативника чуть истерика не началась. Но его вовремя одернули те, кто знает о моих принципиальных убеждениях.
Словом, из 1500 человек в колонии только один я проголосовал за Мороза, еще двое — за Ющенко. Второй тур проходил по "смягченной" системе: пальцем уже ничего не показывали, хотя оперативник в кабинке стоял и все контролировал.
— Сейчас Вы уже дома. Чем собираетесь заниматься?
— Жить, работать, бороться за правду и справедливость.
