В правительстве говорят, что нельзя тратить средства партнеров на армию. Партнеры говорят, что можно. Кто-то кого-то обманывает – Роман Костенко
После отставки Андрея Ермака жесткая вертикаль Зеленского пошатнулась. Верховная Рада и правительство получили шанс вернуть себе субъектность в критически важных сферах – в том числе и в нацбезопасности и обороне, где с начала полномасштабной войны не было пространства для дискуссий. Совет голосовал все, что ему спускали главком и Генштаб. Однако кризисные явления на фронте нарастают.
Точечные успехи – деблокирования Купянска или поражения дронами СБУ российской подводной лодки в бухте Новороссийска – улучшают, но не меняют для Украины негативный переговорный фон. Похоже, что возвращения инициативы на поле боя не ожидается: бюджет Сил обороны на следующий год закладывает выживание, а не подготовку к "плану Б" – на случай провала мирных договоренностей.
Если 5-6 менеджеров Зеленского не смогли, способна ли Рада перехватить инициативу и наработать системные решения для укрепления фронта? Готова ли она стать предохранителем от неудачных договоренностей, принятых под давлением? Насколько вообще возможен устойчивый мир в нынешних обстоятельствах?
Об этом УП поговорила с Романом Костенко, депутатом "Голоса" и секретарем комитета ВР по нацбезопасности и обороне, одним из немногих парламентариев с реальным боевым опытом.
"Парламент взял на себя самые непопулярные решения"
– После отставки Андрея Ермака жесткая властная вертикаль размывается. Вернет ли Верховная Рада свою субъектность, например в сфере нацбезопасности и обороны?
– С появлением монобольшинства парламент жил не политикой, а пытался выполнять приказы Банковой. Верховная Рада теряла роль арбитра и предохранителя от тоталитаризма, которым была на протяжении всей истории. Парламенты были разные. Но там всегда были люди, которые подсвечивали народу определенные угрозы – например, Харьковские договоренности, и формировали мысли, которые, например, вылились в Революцию достоинства.
Сейчас парламент должен вернуться. Это очень важно в ситуации, когда нас принуждают к невыгодному миру, который очень быстро обернется новыми боевыми действиями и возможно поражением для нас. Есть много депутатов, которые понимают ситуацию.
Думаю, что после того, как пошатнулась вертикаль Офиса, новая такая же жесткая вертикаль отстроена не будет. И в правительстве, и в парламенте, и даже среди лидеров монобольшинства, которые были ставленниками Офиса, есть желание быть более субъективными, чем раньше. Подчинение Офиса президента будет, но оно, возможно, не будет таким на 100% тоталитарным, как раньше.
– Куда будет направлена эта субъектность – на подготовку к выборам, или на решение системных проблем? В вашей сфере – нацбезопасности и обороны – их накопилось немало.
– В начале вторжения многие законы принимались в первом чтении и в целом вообще без обсуждений и правок, что, возможно, было и правильно в тот момент.
Парламент сразу уступил функцию контроля над военными закупками. Ранее Минобороны должны были согласовывать их с нами. Немало коррупционных тем мы обрубили. Когда мы видели, что депутат от ОПЗЖ поставляет масло всем танкам в Вооруженные силы Украины перед полномасштабным вторжением, а фирма его находится в Бердянске, мы спросили у Министерства: а больше никто это делать не может? Почему отвечают: надо проводить испытания 2 месяца. Провели, появилась альтернатива и в полномасштабное вторжение мы уже вошли с диверсификацией этих рисков. Это лишь один пример.
Но с началом полномасштабной войны Верховная Рада потеряла полномочия, прописанные в законе. Сейчас мы в комитете возвращаемся к тому, чтобы вернуть контроль по крайней мере по определенным суммам. Чтобы все закупки на более 500 млн грн согласовывал комитет.
Все видели "пленки Миндича", где фигурирует министр обороны и о чем-то договаривается. Было это или нет – вопрос другой, но все знают о тех бронежилетах.
Парламент взял на себя самые непопулярные решения по мобилизации, СЗЧ. Хотя мобилизация – прямая ответственность Верховного главнокомандующего, Генштаба, правительства, Министерства обороны, правоохранительных органов. Правительство нам спустило неуклюжий закон о мобилизации, мы его, насколько смогли, доработали. Из правительства была просьба убрать сроки службы. Ни президент, ни министр обороны это не хотели публично коммуницировать. Парламент взял на себя весь негатив.
Теперь у власти есть полный набор инструментов, чтобы работать с СЗЧ.
Вы же сами понимаете, почему президент никогда не говорит о мобилизации – потому что это непопулярная история для будущих выборов. Поэтому коммуницируют ее только те, для кого судьба государства важнее политического будущего. Потому что политического будущего может и не быть, а государство должно быть.
Сейчас нам навязывают переговоры и мы уже слышим призывы отказаться от НАТО. А как? Это норма Конституции, гарантом которой является президент. Когда он заявляет, что мы откажемся или не откажемся – он не может самостоятельно принимать такие решения. Конституция не меняется за месяц-два. Есть процедура, рассчитанная на несколько сессий.
Скоро в парламенте столько депутатов не будет, сколько надо голосов для конституционных изменений.
– Допускаете вариант, что подписание мирных договоренностей возьмет на себя парламент или его председатель?
– Я хочу посмотреть, кто будет это подписывать и будет ли вообще. Россия уже говорит, что президент не легитимен. Теоретически это может подписать спикер.
Но подпишет ли это кто-то из парламента – для меня вопрос открытый. Я не знаю человека, который подписал бы капитуляцию и сдачу территорий, понимая уже на примере Будапештского меморандума, что это не мир, а кратковременное перемирие.
"Мы раздуваем мизерные победы противника"
– Оценки фронтовой ситуации колеблются от победы до поражения. Глава крупнейшего благотворительного фонда, который помогает армии "Вернись живым", Тарас Чмут заявляет о системном кризисе в армии. По оценкам Deep State за весь 2024 год Украина потеряла 3600 квадратных километров, а в октябре-ноябре этого года теряла по 500 квадратных километров в месяц. Стоим на пороге потери очередных "крепостей" – Покровска и Северска. Вы назвали бы это системным кризисом, который подталкивает к договоренностям?
– Я не видел интервью Чмута, но все понимают, что инициатива сейчас на стороне врага.
– Чмут утверждает, что количество солдат не соответствует растянутой линии фронта.
– Причин территориальных потерь много, не только нехватка пехоты. Если же говорить о пехоте, то важно еще и качество ее подготовки. Не менее важны средства поражения, предоставленные Украине партнерами. Фронт – это не только о линии соприкосновения. Наступление противника является следствием всех действий – наших и противника.
Сейчас боевые действия идут на тактическом уровне – батальонов, бригад, штабов бригад.
Руководят этим корпуса. С военной точки зрения продвижение не является катастрофическим. Враг продвигается на тактическом уровне. Но если так будет и дальше, это приведет к более масштабным последствиям и враг выйдет на оперативное пространство. Пока мы ему не даем этого сделать.
Потерянные в прошлом году территории – это квадрат 59 на 59 километров, за которые противник заплатил сотнями тысяч убитых своих солдат, десятками тысяч единиц техники, мы нанесли тысячи ударов по России. Мы воюем против противника, который называет себя второй армией мира, который угрожает всему НАТО. При этом почти 4 года он ведет боевые действия в Запорожской, Донецкой, Харьковской областях и пассивно- агрессивные действия на Херсонщине. Противник, который должен был воевать со всей Европой, Америкой, НАТО, 4 года не может захватить 4 украинские области.
Сейчас мы занимаемся стратегической обороной – отражаем нападение противника, наносим ему максимальные потери, надо удержать занимаемые позиции и создать в перспективе условия для дальнейшего наступления. С этим есть определенные проблемы, враг подошел в последнее время ко многим населенным пунктам, таким как Мирноград, Покровск, Гуляйполе, Северск. Хотя по моей информации реку, которой разделен Северск, они не перешли. Далее – Купянск, который россияне обходили - обходили, но когда у них произошел успех на Покровском направлении, они сняли резервы и перебросили туда. Мы воспользовались моментом, чтобы освободить город...
– ...разрезать российскую группировку. И важно заметить, что это была низовая инициатива бригады "Хартия".
– ... деблокировать Купянск и это очень важно.
Сейчас у нас идут активные действия по обороне. Можно ли их сделать лучше? 100%. Что для этого надо сделать? Мы с вами уже говорили: решить вопрос СЗЧ, мобилизации, боеприпасов, подготовки, в целом управления.
В этом году мы перешли на корпуса. Я считаю, это одно из самых больших достижений. Нужно ли реформировать армию? Нужно. Но должны понимать, что она уже давно не та, какой была в 2022- году. Речь не только о технологиях. Кто-то конечно говорит о совок...
– Журнал учета журналов никуда не делся.
– Это мелочи.
– Из них состоит жизнь любого солдата.
– Я, конечно, против этих журналов и даже не помню, кто их заполнял за меня, когда я был командиром роты. Сейчас Минобороны уже оцифровывает, насколько я знаю, всю эту историю. Значительно важнее, что внедрили корпусную реформу.
Мы не должны умножать на ноль все традиции и порядки только потому, что они не нравятся какому-то активисту, или человеку, который прослужил 2 года. Невозможно армию разогнать, дав звание только гражданским.
– Ладно, журнал учета журналов – это мелочь, хотя и характерная. Но есть и серьезные симптомы, которые отражают структурные проблемы. Президент публично говорил, что Украина мобилизует 30 тысяч человек ежемесячно. Все без исключения подразделения жалуются на нехватку личного состава. Сколько из мобилизованных 30 тысяч, по вашим оценкам, доходят до подразделений?
– У меня нет точной цифры.
– Но проблема мертвых душ есть.
– Да, это очень большая проблема. Мы говорим с командующими, которые к нам приходят, о необходимости аудита. Не хватает именно пехоты. У нас при армии почти миллион ...
– Воюет на фронте около 30 тысяч?
– Не буду говорить точную цифру, но плюс-минус она такая. Основной вопрос: где все остальные? То, что обеспечение всегда больше, чем боевые подразделения – это факт, но к распределению часто есть вопросы.
Распределяют этих людей не главнокомандующий, не командующий рода войск или направления, не командир корпуса, а командиры бригад. Делают это, отталкиваясь от имеющегося личного состава или от видения ситуации. Гражданские не всегда понимают, что война изменилась: раньше мы воевали сплошными линиями обороны, на которых сначала становились позиции отделений, опорные пункты взводов, рот, батальонов... Батальон занимал оборону на 5 километров в глубину, бригада – до 12 километров и по фронту 10 километров. Все. Рядом становилась другая бригада. Когда становился корпус – это 3 пехотные бригады, поддерживаемые артиллерийской бригадой, танковым батальоном, разведбатом. Они занимали район обороны. Там не было промежутков между подразделениями. Они все или перекрывались стрельбой, или были сплошные, что по фронту, что в глубину.
Что такое позиция отделения? Это 100 метров, где через каждые 10 метров должен стоять солдат, а перед ними – полоса обеспечения. Поставь сегодня по такому принципу отделение, что с ним будет через 2 часа? От них ничего не останется.
Сейчас оборона ведется отдельными наблюдательными постами, которые поддерживаются артиллерией и дронами. Солдаты, которые стоят на СПшках, не играют роли, которая у них была в 2022 году, когда у каждого из них был сектор и побратим справа, побратим слева и все они отбивали противника. Сейчас на открытых участках фронта практически этого не происходит: СПшки, как правило, в норах, а командиры наличие там бойца докладывают как наличие человека, который может остановить противника. В большинстве случаев наблюдательные пункты можно обойти справа и слева, враг, к сожалению, это понял.
Часто бывает так, что солдат боится даже голову поднимать в этой норе. Оборона ведется дронами, которые анализируют, наблюдают и поражают противника. Иногда просто противника больше, чем дронов, которые атакуют. Если из десятка россиян просочилось и закрепилось двое, потом противник организует туда подачу резервов. Мы должны очень быстро перестраиваться под эту тактику врага.
– Если предположить, что из 30 тысяч мобилизованных в месяц в подразделения доходит половина – и это еще оптимистические оценки – несложно спрогнозировать, что рано или поздно это запустит необратимые процессы в армии. Ваш комитет занимается этой проблемой?
– Мы заслушиваем Генеральный штаб по мобилизации в целом и по наличию личного состава. ВСП (Военно - наблюдательный пункт – УП) докладывает по СЗЧ. Начальники центров – по вопросам подготовки. Это один из ключевых вопросов, которые мы поднимаем. Комитет владеет полной информацией. 30 тысяч мобилизованных в месяц – это приблизительное, округленное количество. Нередко ТЦК набирают людей разного физического состояния и тех, кто вообще не может быть мобилизован. Страна тратит время на то, чтобы их освободить из армии...
Каждый месяц кто-то выбывает из армии, кто-то приходит им на замену. Мы видим эти цифры, как и цифры по СЗЧ, но они не совсем безнадежны. Мы постоянно говорим о проблемах, а противник, начиная с 2022 года, захватил менее 1% территории нашего государства. И это надо учитывать.
– Вы имеете в виду, что критика создает картину нашего поражения?
– Мы раздуваем мизерные победы противника и превращаем их в стратегические.
Покровск, Мирноград – еще не потеряны, но рано или поздно нам придется оттуда выйти. Противник там понес большие потери.
Общаюсь со знакомыми конгрессменами, сенаторами США, депутатами из европейских парламентов, и они говорят: "все, война проиграна, вон скоро Покровск возьмут". Некоторые украинские депутаты призывали эвакуировать Покровск еще в прошлом году. Мы так раздули эту потерю, что она уже ассоциируется с потерей всей Донецкой области или даже всего Левобережья.
А мы провели успешную контратаку на Купянске и проводим боевые действия по зачистке. Президент приехал и провел шикарную стратегическую информационную операцию против Путина напрямую, который уже наградил кого-то за взятие нашего Купянска.
Но на переговоры мы вышли с потерей Покровска. Наложили на это еще и коррупционный скандал и сели договариваться о мире. Какие условия нам выдадут? Конечно, нам скажут – отдайте... И это еще хорошо, что только Донецкую область. А могли бы заставлять отдать еще и Херсонскую, Запорожскую и Черниговскую.
Сейчас созданы условия для переговоров для России, не для нас.
"Россия создала в этом году две дивизии морской пехоты. Мы не создали ничего"
– Разве переговоры не активизировались после исчерпания еще байденовских пакетов американской помощи в октябре, на фоне неопределенности относительно перспектив европейского финансирования?
– Каждую неделю я читаю справку, которую нам предоставили партнеры. Не сказал бы, что помощь остановилась. Она еще более недостаточная, чем при Байдене, но некоторые поставки не могут не радовать.
Действительно США заменяют другие страны: раньше они были всегда на первом месте по поставкам нам 155-го калибра, Himars, Patriot. Сейчас все меняется, но есть критические поставки, в которых мы зависим только от США. Конечно, нашим дипломатам надо лучше работать по поставкам дальнобойного оружия, более чем на 100 километров, а также ракет к Patriot, чтобы их было больше, потому что мы уязвимы к баллистике.
Поэтому нельзя говорить о полной остановке, но то, что США ограничивают поставки – это факт.
– Возможно ли перехватить инициативу на поле боя имеющимися ресурсами?
– Мы видим, что на Купянске удалось перехватить. Это сложно, но перехватить инициативу на отдельных участках можно.
У противника тоже не все хорошо. У него нет таких резервов, которые бы могли на 100% ему дать возможность владеть инициативой или хотя бы проводить операции на 3 и более направлениях. Из-за наших ошибок на Гуляйполе им удалось продвинуться. Купянск удержать они не смогли, потому что не хватило сил. Они должны были бы снять откуда-то резервы и перебросить туда, чтобы стабилизировать ситуацию, но Покровск не дает им возможности помочь на Купянске. Возможно именно поэтому мы и не вышли сразу и не выровняли фронт на Покровском направлении.
Войска, которые стоят непосредственно на поле боя – это хорошо, они выполняют основную задачу, к примеру, обеспечивают оборону. Но основную роль в любой - войне играют резервы, которые мы не можем нормально создать. На это есть много причин: от проблем планирования до информационных вбросов вроде "зачем мы формируем новые бригады, давайте укомплектовывать старые".
– А вы считаете, что мы можем себе позволить создавать новые бригады?
– Создавая 150-160-те бригады, мы уже делали это под аккомпанемент критики. Но воевать одним комплектом войск, который стоит в обороне, невозможно. Завтра дай команду бригаде, которая стоит в обороне, пойти в наступление – это будет неэффективно. Наступать должны из - за спины подготовленные к наступательным действиям резервы. Должны ли мы создавать новые бригады? Должны. Просто на это нет ресурсов. У нас уже куча бригад без пехоты или без оружия. Если бы наши партнеры нам помогали как следует, то конечно, уже были бы полностью укомплектованные оснащенные свежие бригады.
Россия создала в этом году две дивизии морской пехоты. Мы не создали ничего практически. Укомплектовываем то, что есть. Правда, Россия планировала создать 6 дивизий – 4 пехотные и 1 артиллерийскую. Они не смогли, потому что мы выбили им личный состав. Но 2 дивизии морской пехоты они все- таки создали. В каждой дивизии примерно по 3 бригады морской пехоты, где-то полки, где-то бригады. И это их резервы. А где наши резервы?
Должны быть отдельные резервные батальоны, бригады, которые бы шли на пополнение. Для этого совсем другую политику надо вести и по-иному в стране должны быть построены экономика и политика. Не может быть так, что одни впахивают на поле боя, а другие по ресторанам гуляют.
"80% СЗЧ – побег из учебных центров и я считаю, что за это нужно наказывать"
– Потеряно ли безнадежно время для наращивания мобилизации?
– Верховная Рада с подачи правительства дала все инструменты. И здесь все зависит от Верховного главнокомандующего, от главнокомандующего, от министра обороны, какие решения будут ими приняты, какие потребности им нужны. Это все от них зависит.
– Мобилизация отдана на откуп ТЦК, власти наблюдают за этим с безопасного расстояния. Вся политика страны работает на заигрывание с теми, кто уклоняется. Почему тем, кто не служит – поблажки, а солдатам – затягивание поясов: перевод СЗЧ в штурмовые полки, замораживание размера зарплаты, отсутствие социальных лифтов?
– А что делать с СЗЧ? Большинство из них хотят на тыловые должности или в обеспечение. Надо выработать четкие правила. Мы точно не должны идеализировать ситуацию – что вот человеку должны создать условия, чтобы только он вернулся. А если он вернется просто занимать место и получать заработную плату, то зачем тогда вообще возвращать? Хватит уже заигрывать со всеми. Люди, которые ушли, предали тех, кто бьется. 80% побегов – из учебных центров, и я считаю, что за это нужно наказывать.
Те, кто сейчас имеет власть, должны принимать решения исключительно для сохранения страны. Не для своего доброго имени. Оно само автоматически и исторически станет на свои места.
Популярные решения закончились, пожалуй, в 2022 году, в январе, когда мы рассказывали о том, как будем жарить шашлыки.
– Назовите топ-5 непопулярных решений, за которые все со временем поблагодарят?
– Зеленский знает все эти решения, правительство знает все эти решения. Они касаются многих вещей. В том числе и переговоров, переговорщиков и переговорного фона. Конечно это и вопрос мобилизации, и обеспечение личного состава. Их точно больше, чем 5.
– Увеличение зарплат военным до 300 тысяч гривен улучшило бы ситуацию на поле боя?
– Мы говорим о жизни и о смерти. В качестве примера приведу решение о контрактах для 18-24 летних. Приняли ряд дискриминационных по отношению к другим бойцам норм, чтобы привлечь молодежь. Привлекли несколько тысяч.
Я предложил противоположный подход: больше платить тем, кто больше служит. Прослужил год, из которого 3 месяца в боевых действиях, получаешь в полтора раза больше. 2 года, из которых полгода на боевых – в два раза. И где бы ты потом не служил, все равно твоя зарплата растет. Уничтожил танк – получил 10 тысяч долларов. С этим можно идти к партнерам.
Мы дали 18-24-летним миллионную выплату, хорошую зарплату, четкие сроки службы – 1 год контракт, увеличили срок подготовки с месяца до 3-х, ввели отсрочку, дали выезд за границу. При мобилизации 30 тысяч в месяц мы набрали несколько тысяч 18-24-летних на эти контракты. Ну пусть даже 5 тысяч. Так что материальная мотивация – это еще не все.
– Как быть с тем, что война превратилась в кастовую повинность? Воюют идейные и бедные, которым не хватило средств откупиться.
– Так было на всех войнах. Просто высшие классы попадали на офицерские должности, а низшие – на пехотные. Я не буду подсказывать, что можно сделать. У власти есть все инструменты исправить ситуацию – были бы политическая воля и желание. Президент, правительство имеют все полномочия для того, чтобы проводить справедливую мобилизацию. Пусть берут и проводят. Пусть смотрят, сколько у них забронировано, а это больше миллиона человек, проводят аудит...
"Нас обманут. Когда Россия уйдет еще раз, мы не найдем даже тех, кто подписывал эти гарантии"
– Не выглядит ли ситуация на то, что без кардинальных изменений в системе обороны Украины противник в обозримой перспективе оккупирует Донетчину, и Украина будет вынуждена подписать невыгодные условия мира?
– Не думаю. Россиянам для этого надо будет идти на серьезные шаги – такие как мобилизация.
– Украинский переговорщик Рустем Умеров в США встречался с ФБР, и ряд американских медиа предполагают, что речь шла не о гарантиях безопасности для Украины, а о гарантиях не преследования для него лично. Почему, по вашему мнению, именно Умеров стал ключевым переговорщиком?
– Уверен, что в Украине можно было бы найти не худших переговорщиков.
У нас есть целый дипломатический корпус, политики, Верховная Рада. Точно можно найти равноудаленных и не зашкваренных людей, которые нигде не фигурируют на пленках, которые представляют исключительно интересы украинского народа и чьи семьи живут здесь.
Умеров – человек Ермака. Ермак отошел, надо было кого-то все-таки посылать. После первого раунда переговоров из 28 пунктов осталось 20, что было представлено как успех украинской стороны. Но все мы прекрасно понимаем, что основных пунктов только два – это вопрос территориальной целостности и НАТО. Их не задели, но о чем-то другом договорились.
– Как оцениваете идею буферной зоны, на которую мы вроде бы соглашаемся?
– Бред полный. Это сдача территорий и русские завтра туда зайдут. Любая договоренность с россиянами - это возможность им забрать страну без боя. Завтра те силы, которые должны были сдохнуть на нашей земле в бою, пойдут на Юг, на Киев, Черниговщину, Запорожье. Мы просто даем возможность им без потерь захватить часть нашей территории. Посмотрите на Будапештский меморандум. Это гарантии самого высокого уровня от ядерных государств. Больших уже никто не даст.
Нас обманут. И потом, когда Россия уйдет еще раз, мы уже не найдем даже того, кто подписывал эти гарантии. Они сейчас все поменяются. Придут другие, такие как в Венгрии, Чехии и скажут – "мы вам ничего не обещали". Не существует никаких гарантий, что Россия не пойдет дальше.
Конечно мы можем потерять эти территории и на поле боя. Но я не вижу сейчас таких перспектив. А один раз отдав землю, мы будем потом так же отдавать юг. Вот увидите. Херсонскую область, Николаевскую, Одесскую, у нас будут требовать Запорожскую. Это факт. А какие поводы? Да миллион. Россия – страна, которая подрывала собственных граждан, чтобы начать операцию в Чечне, и Путин избрался на второй срок.
– У Трампа и некоторых ваших коллег по Совету аргумент в пользу нынешних соглашений заключается в том, что со временем предложения Украине будут всё хуже и хуже.
– Не согласен. Если Европа нам будет помогать, хуже условия не будут.
Идя на уступки, мы преследуем не собственные интересы, а Соединенных Штатов и отдельных европейских стран, которые хотят закончить эту войну, не думая о последствиях.
Подпишем мы мир или нет, 2026 – год войны.
Я – человек, который пережил на фронте десятки перемирий. Это было что-то обыденное: "Роман Васильевич, перемирие послезавтра, а вы планировали операцию". "Нормально, денек с бойцами пока поговорим, кофе попьем, оно и закончится". Так и было. В 12-й начинается перемирие, в 12.01 – уже первая пулеметная очередь россиян в нашу сторону. Здесь в Киеве еще неделю все политики говорят о перемирии, а мы там уже рубимся на переднем краю.
Я не представляю, как они все видят организацию перемирия на линии фронта более 800 километров... Чтобы был более-менее устойчивый мир, обе страны должны истощиться или иметь другие основания – например, россияне должны осознавать угрозу ядерного удара в случае агрессии. Или санкции будут такие, что невозможно будет ничего ни купить, ни продать.
Не вижу оснований, чтобы россияне сейчас остановились.
– Бюджет следующего года не рассчитан на активную войну. Это бюджет выживания армии. Как тогда обеспечивать лучшую переговорную позицию?
– Я не голосовал за бюджет в частности из-за неподнятия зарплат военнослужащим, а также неучета моих правок по увеличению финансирования спецподразделения СБУ "Альфа" и Службы внешней разведки.
У нас есть только 2,8 трлн на Силы безопасности и обороны, которые мы зарабатываем как государство. Получается, что только эти деньги можем делить между Силами обороны.
Представители бюджетных структур говорят, что средства партнеров тратить на армию мы не имеем права. Хотя партнеры говорят – берите. Очевидно кто-то кого-то обманывает. Я больше верю партнерам.
Кроме того, есть проблема неэффективного использования средств. Указываешь правительству на это, они кивают на президента – мол, это его программа. Медицинский чек-ап для людей после 40 лет. Я уже попадаю под эту категорию. Для меня лучший чекап – хорошая противовоздушная оборона, знать, что в Patriot, Iris-t, SAMP-T есть ракеты.
– Имел ли право парламент поднимать себе зарплату, оставив военных без всяких повышений?
– Это на депутатскую деятельность. Зарплаты остались такие, как есть. Но здесь вы правы.
Мы считали даже с коллегой, Ярославом Железняком, что для поднятия заработной платы на 10 тысяч гривен, нужно было примерно 100 млрд грн.
Не можете найти средства, найдите другие механизмы для мотивации.
– Какой вы видите идеальную властную конфигурацию, которая может сложиться после самой громкой отставки каденции Зеленского? Очевидно она может потянуть за собой изменения и в силовом блоке.
– Ответственность должен взять весь народ Украины, а сегодня он представлен в парламенте. Когда окружаешь себя 5-6 менеджерами, которые не о войне, а о выборах, получаешь проблемы и с войной, и внутри страны. Сейчас во власти должны быть люди, которые говорят правду, а не пытаются упаковать каждое необходимое для победы решение в красивую упаковку для президента.
Я вас уверяю: решения вроде разрешения на выезд за границу для 18-22-летних, введенные, чтобы реабилитироваться перед молодежью после картонного майдана, со временем будут признаны преступными. Эти люди могли работать на победу, не обязательно даже на фронте. Это будущее поколение, которое потом примет наши флаги и понесет его дальше. А они просто уехали, и большинство из них не вернется.
Татьяна Даниленко, УП