Сексизм и свобода
"Це питання про справедливість. Це не питання до жінок, чоловіків немобілізаційного віку або дітей. Вони вільні", – Владимир Зеленский произнес эти слова на январском форуме в Давосе, обосновывая необходимость возвращения наших беженцев из-за границы.
Вероятно, до большой войны приравнивание украинской женщины к немощным старикам и беспомощным детям могли бы расценить как проявление сексизма. Тем более что дальше глава государства заговорил о необходимости не только служить в армии, но и работать на благо страны ("Ти можеш працювати й не бути на фронті. Це залежить від ситуації. Але ти повинен сплачувати податки").
Получилось, что труд женщины не настолько важен и ценен для Украины, как труд мужчины, и поэтому возвращение работоспособных украинок на Родину не требуется. Чем не повод рассердиться на президента и посчитать его слова обидными для наших соотечественниц за рубежом?
Но одно дело, когда сексистское представление о "слабом поле" оборачивается дискриминацией женщин и всевозможными ограничениями для них. А другое дело, когда это же представление становится источником определенных преференций.
Когда доброжелательный сексизм обеспечивает украинской женщине свободу передвижения. Когда сексизм позволяет женщине свободно выбирать степень личной вовлеченности в войну. Когда благодаря сексизму формула, озвученная президентом в Давосе – "В Україні не можна просто дихати повітрям. Ми у війні. І тому ти працюєш або воюєш", – распространяется только на украинцев, но не на украинок.
Подобная тенденция почти не бросалась в глаза в начальный период войны, поскольку тогда Украина воевала преимущественно силами добровольцев. А добровольцами становились люди обоих полов, и защита Родины по велению сердца не предполагала сексистских предрассудков.
Женщины и мужчины вместе стояли в очередях в военкоматы. Женщины и мужчины вместе оказывались на фронте. Женщины и мужчины вместе занимались волонтерством. Женщины и мужчины вместе жертвовали собой ради украинского будущего.
Но со временем поток добровольцев-пассионариев значительно сократился. Стране пришлось больше полагаться на принудительную мобилизацию обывателей. И в какой-то момент стало невозможно прятаться от очевидного факта: масштабная война означает новые законодательные обязанности для большинства украинских мужчин, но у большинства украинок дополнительных обязанностей перед государством не появилось.
Как правило, новые обязанности наших соотечественниц – например, необходимость в одиночку заботиться о детях – порождены самой войной, а не государством с его законами и ограничениями.
Между матерью, которой приходится вывозить детей в ЕС, спасая их от вражеских обстрелов, и одинокой украинкой, которая едет в Европу отдохнуть от войны – целая жизненная пропасть. Но, с точки зрения государства, они равны, и возвращения на Родину не потребуют ни от одной, ни от другой.
Когда украинское государство говорит о "гражданском долге", то чаще всего подразумевается гендерный долг. Гендерные маркеры становятся важнее любых других.
18-летняя девушка может поехать на учебу в Краков, Берлин или Оксфорд. Но 18-летнего юношу, не подлежащего мобилизации и поступившего в зарубежный вуз, из Украины не выпустят.
Женщины, стоящие на военном учете, выезжают из страны беспрепятственно. Зато у мужчины, исключенного с воинского учета, вполне могут возникнуть проблемы при пересечении границы. Такова наша реальность, в которой именно пол приобретает первостепенное значение.
Могло ли быть по-другому? Чисто гипотетически Украина военного времени могла бы нагрузить своих дочерей дополнительными обязанностями, выбрав одну из двух альтернативных моделей. Условно назовем их "израильской" и "палестинской".
Палестинская модель – это возвращение к дремучей архаике и ультрасексизму. Мол, никакого гендерного равенства нет и быть не может. Природу не обманешь, и она изначально отвела мужчинам и женщинам разные роли. Предназначение любого мужчины – быть воином и защитником. А предназначение любой женщины – производить на свет новых воинов и защитников, и чем больше, тем лучше. Как некогда заявил Ясир Арафат: "Матка арабской женщины – наше главное оружие!".
В этой парадигме молодая здоровая украинка, отказывающаяся от рождения детей ради самореализации, не отличается от мужчины, который отказывается идти в армию. Такую женщину следует считать уклонистской, подрывающей будущее нации, и всячески дискриминировать. Есть риск, что со временем подобные призывы еще зазвучат в Украине, но, к счастью, пока их не слышно.
Напротив, израильская модель – подчеркнуто прогрессивная и антисексистская. Она наделяет граждан и гражданок не только равными правами, но и равными обязанностями. Обязанность защищать свою страну не зависит от пола, и молодые здоровые женщины должны служить в армии вместе с мужчинами – разумеется, со скидкой на объективные биологические факторы. Именно так обстоят дела в ЦАХАЛ.
Зимой 2023–2024 годов израильскую модель даже пробовали рекламировать в Украине, но без особого успеха. Идею массовой мобилизации женщин решительно отвергли и президент Зеленский, и бывший главком Залужный, и большинство самих украинок. Борьба за равенство обязанностей не вызывает такого же энтузиазма, как борьба за равенство прав, и это совершенно естественно.
Вместо израильской или палестинской моделей наша страна выбирает свою собственную, украинскую. И эта модель оригинальна и по-своему эффективна.
Суть украинской модели в том, что после 24.02.2022 для мужчин предусмотрена новая этатистская парадигма, в которой обязанности индивида перед государством и нацией важнее его личных прав и свобод. Женщинам же позволено остаться в прежней либеральной парадигме, где личные права и свободы значат больше обязанностей.
Если среднестатистический украинец принадлежит Родине, то среднестатистическая украинка принадлежит себе или своей семье. В этом подходе можно разглядеть недостаток гендерного равенства и выраженный элемент сексизма, но такое распределение ролей выгодно для Украины.
Сегодня наше государство критически зависит от западной помощи – а, значит, и от западного общественного мнения. Однако мирный Запад существует в либеральной парадигме, и некоторые методы, практикуемые Украиной в разгар войны, представляются ему чересчур жесткими и недемократичными.
Ни силовая мобилизация, ни охота за беглецами на границе не могут понравиться зарубежному наблюдателю. В январе 2024-го журналистка немецкого телеканала ARD уже задавала президенту Зеленскому неудобный вопрос о военкомах, задерживающих мужчин прямо на улицах. И чем больше Украина будет ассоциироваться с подобными картинами, тем больше европейцев и американцев будут смотреть на нас косо.
Но тут на выручку Украине приходят ее свободные дочери. В мире женщин все по-другому: тут никого не заталкивают в микроавтобусы и не вылавливают из Тисы. Тут идут в армию лишь по зову сердца. Тут остаются на Родине исключительно по собственному выбору. Тут нет силового принуждения – тут все добровольно и благопристойно.
И это именно та картина, которую приятно видеть нашим либеральным друзьям на Западе. Будем говорить честно: сегодня имидж Украины как правового европейского государства держится в первую очередь на женских плечах.
Чем больше неприятных эксцессов происходит в мужском мире, тем большую ценность для страны приобретает либеральный женский мир. Он становится чем-то вроде передового предприятия, которое в старые времена можно было продемонстрировать высоким иностранным гостям – как доказательство того, что в СССР нет экономических проблем.
А современную украинку можно продемонстрировать Западу как подтверждение того, что даже в разгар кровопролитной войны в Украине не возникает никаких проблем с правами человека.
Свободные женщины – это лицо той Украины, которая не просто воюет с Россией, но параллельно идет в Европу и не отказывается от западных ценностей.
В теории государство могло бы закручивать гайки не только для своих граждан, но и для гражданок. Запретить украинкам свободный выезд из страны, заставив их работать и платить налоги на Родине. Изменить мобилизационное законодательство, обязав украинок служить в армии. Или же принуждать украинок к деторождению, дискриминируя бездетных.
Но действительно ли гипотетическая выгода от любого из этих решений перевесит колоссальные имиджевые потери?
Михаил Дубинянский