Можемо повторити
Российские попытки нарисовать убедительную "победу" в Украине к сакральному празднику 9 мая терпят неудачу.
Северный сосед много лет эксплуатировал советскую мифологию Второй мировой, косплеил воевавших дедов, бравировал грозным "можем повторить": а теперь этот дутый пафос разбивается об украинское сопротивление.
Несмотря на все потуги, путинская Россия не в состоянии повторить ничего героического и эпического. Зато, по иронии судьбы, такая возможность неожиданно открылась перед украинцами.
Полномасштабная война между Москвой и Киевом породила сразу три причудливых исторических парадокса.
Парадокс №1 очевиден: миф "Великой Отечественной", выполняющий в РФ функцию гражданской религии, оказался гораздо ближе не к российскому, а к украинскому военному опыту.
Сегодня именно украинцы отражают вражеское нашествие, защищают свое Отечество – и в соответствии с советским пропагандистским нарративом встают на смертный бой "с проклятою ордой".
Читайте также: Кто был ничем
Пресловутое "Киев бомбили, нам объявили, что началася война" резонирует с личными переживаниями наших соотечественников , проснувшихся под звуки взрывов 24 февраля.
Оборона Мариуполя, окруженного в самом начале войны, вполне сопоставима с распиаренной обороной Брестской крепости – с той разницей, что советский оплот оказался слабее украинского и продержался только тридцать один день.
А заокеанская военная помощь по ленд-лизу, поступавшая в СССР в 1941-1945 годах, теперь достается сражающейся Украине.
Напротив, российскому агрессору не удалось продемонстрировать преемственность с воевавшими дедами даже на уровне внешней атрибутики.
Латинская "Z" настолько расходится с советским бэкграундом и столь явственно отсылает к нацистской свастике, что невольно закрадывается мысль о сознательном вредительстве со стороны кремлевских пропагандистов.
Попытки Москвы прикрыться вымышленным "антифашизмом" оказались совершенно провальными и работают исключительно на внутреннюю аудиторию. В глазах остального мира российская армия выглядит плохой копией гитлеровского Вермахта, а российское государство – неуклюжим эрзацем Третьего рейха.
Парадокс №2 еще более примечателен. По сути, украино-российское противостояние оказалось ближе к мифу "Великой Отечественной", чем реальная советско-немецкая война 1941-1945 годов.
Борьба с путинскими оккупантами напоминает не столько схватку СССР и нацистской Германии, сколько романтизированное изображение этой схватки.
В нынешней Украине можно найти все, что было воспето советской пропагандой, запечатлено в советских книгах и кинофильмах о войне: мужество и патриотизм, стойкость и самоотверженность, подвиги на поле боя и вражеский террор против гражданского населения.
Но в то же время Украина избавлена от позорного груза, который стыдливо выносился за рамки советской исторической мифологии. У нас нет безжалостного тоталитарного режима и заградотрядов НКВД; нет катастрофических поражений образца 1941-1942 годов и миллионов военнопленных, брошенных на произвол судьбы; нет собственного пакта Молотова-Риббентропа и аннексии чужих территорий, предшествовавшей вражескому вторжению.
То, что у Советского Союза было лживым и фальшивым, у сражающихся украинцев получается искренним и неподдельным.
"Немцы рассчитывали ворваться к нам с танками и бомбардировщиками, как в Польшу, во Францию и в другие государства, где победа была заранее обеспечена их предварительной подрывной работой.
На границах СССР они ударились о стальную стену, и широко брызнула кровь их", – эти строки были написаны сталинским пропагандистом Алексеем Толстым 27 июня 1941 года.
Читайте также: Фантазия и реальность
Тогда, на фоне крушения советского фронта, они выглядели циничной издевкой. Но стоит поменять "немцев" на "россиян", изменить названия стран, и получится довольно корректное описание кремлевского нападения на Украину.
Наконец, парадокс № 3: пожалуй, самый щекотливый для нас.
Миф "Великой Отечественной" оказался ближе к происходящему, чем национальный миф 1940-х, популяризировавшийся в Украине в последние годы.
На то есть несколько сугубо практических причин.
Во-первых, национальная историческая матрица, где на первый план выходит борьба героев УПА за независимость, связана с партизанским сопротивлением.
Технически она слабо согласуется с сегодняшними реалиями: противостоянием двух регулярных армий, битвами за большие города, широким применением бронетехники и авиации. Оборону Одессы в 2022-м удобнее сравнивать с советской обороной Одессы в 1941-м, нежели с повстанческими операциями в ровенских лесах.
Во-вторых, живая память об УПА распространена в той части страны, которая пока не была затронута активными боевыми действиями. А для населения Харьковщины, Николаевщины, Донетчины и других горячих регионов украинские повстанцы остаются лишь книжными героями – но не героями семейных историй. Напротив, советская историческая матрица, привязанная к опыту собственных предков в 1940-е, легко соотносится с пережитым после 24 февраля 2022-го.
В-третьих, национальный миф Второй мировой – это миф подполья. Это рассказ о войне без собственного государства и международного признания. А регулярные обращения Зеленского к народу и визиты иностранных лидеров в Киев слишком далеки от опыта ОУН, чей вождь провел большую часть войны в концлагере. Все это ближе к советскому эпосу, где роль государственного руководства всячески подчеркивалась, а роль союзников по Антигитлеровской коалиции хоть и принижалась, но не отрицалась.
Напрашивается вопрос: так может ли воюющая Украина эксплуатировать советскую мифологию 1940-х, которая последовательно деконструировалась после 2014 года?
Допустимо ли пользоваться советскими образами в собственных целях? Стоит ли играть на вражеском символическом поле, если у обороняющихся украинцев эта игра выходит лучше, чем у нашего врага?..
Попытка ответа неизбежно перерастает в спор прагматиков и идеологов. Для первых важно выиграть войну. Для вторых не менее важно сохранить идейную чистоту.
Одни считают, что, возрождая старое советское понятие "город-герой", Украина перехватывает у своего противника символическую повестку, обезоруживает его и приближает собственную победу. Другие уверены, что тем самым страна загоняет себя в общее идеологическое пространство с Россией.
Первые полагают, что нынешнюю войну следует называть "Отечественной", и тогда она естественным образом поглотит прежний советский миф. А вторые убеждены, что любое сходство с советскими нарративами губительно для Украины.
Это нечто большее, чем дискуссия об истории и войне. Это спор о способности независимого государства апроприировать то, что поднималось и поднимается на шит бывшей метрополией. И окончательная точка в этом споре будет поставлена еще нескоро.
Михаил Дубинянский
