Легенда про кривавого харків'янина
"Снова видел белку, в т. ч. хвост ее из дупла.
И увлеченного поползня.
Хорошо, когда душа не сгорела дотла.
Хорошо, когда клейкие почки тополя.
Хорошо, когда тело еще не горело
и даже квартира, возможно, цела.
Хорошо, что на улице потеплело,
и что улица вообще была".
Юрий Цаплин
"Цела ли квартира?" – спрашивают сотни тысяч харьковчан, переселенцев. "Цел ли дом?"
"В Харькове 2195 домов разрушены, – отвечает Терехов. – А всего в городе 8 тысяч жилых домов".
"Цел ли дом?" Шансы – один к четырем.
В моем харьковском детстве мы жутко любили страшные истории. Ничто так не любили больше. Собирались кучкой и слушали по сотому разу одно и то же, в вариациях.
Помню и сегодня историю о кровавых пирожках. О кровавом пятне на стене, увеличивающемся каждую ночь, когда кто-то из семьи пропадает. Об оторванной руке.
Все истории насыщены кровью, она в них течет. Кровь – залог того, что будет страшно.
В местах, где сегодня много переселенцев, рассказывают легенду о кровавом харьковчанине. Он селится, сжигает дом или грабит. И уходит. Исчезает.
В легенде о кровавом харьковчане кровь не показана. Но харьковчанин там такой же кровавый, как бабушка, пекущая пирожки с начинкой из людей, из моего детства.
Моя подруга Людочка слышала эту историю в Дрогобыче.
Сдали квартиру харьковчанке. Переселенке. Обычной. Как все. А ночью хозяйку будто что-то толкнуло – она побежала смотреть, что с ее квартирой. В квартире никого не было, был включен газ, все конфорки. И на стене написано: "Сгорела я, горите и вы". Наверное, кровью.
Помнит, как сидела в подвале и за двумя стенами, слышала взрывы. Ожидала вот-вот. Представляла: вылетает окно, разлетаются стекла, тебя отбрасывает. Все в крови. Кто-то мертв.
Теперь харьковчане разносчики того страха. Страх в глазах, в манере поведения. Осторожном общении с миром. Окружающие так и воспринимают нас.
Другую историю о кровавом харьковчанине Людочке рассказала ее подруга. Из Александрии. Кировоградская область. Тоже переселенка. Божилась, что было это на самом деле. Тот, кто видел, рассказал своему знакомому, знакомый – ей. История – "чистая правда от начала до конца".
В ней то же самое, только харьковчан несколько. Семья. Есть ли дети в семье? Наверное, были.
То же самое: снимают квартиру. Обычные, не вызывающие подозрений. Ночью хозяйку что-то толкает идти посмотреть. Она идет по ночному городу, обнаруживает пустую квартиру. Всю мебель вывезли. И записка. На этот раз: "Это вам за детей". Возможно, их дети мертвы. И сами они в этой истории мертвые.
Не убившие нас, харьковчан, русские ракеты пустили нас по Украине. Мы сами теперь как ракеты: летим, попадаем куда-то. Начиненные страхом.
Мы месяц в Полтаве. Смотрю на себя, харьковчанина, в зеркало. Зарос. Борода. Страха в глазах не вижу. Обычный, как все, человек. Но я все еще харьковчанин.
– Подайте Христа ради, я с Харьковской области.
Никогда не думал Харьков в таком контексте услышать.
– А мы с Харькова.
"Жиночку" как языком слизало.
Жена вытянула из Харькова двоюродную сестру с дочкой. Сестра – семью коллеги: две женщины, сын, трехлетний ребенок. Когда они приехали, у них был такой взгляд, как, должно быть, у нас, когда мы приехали. Запуганный и сосредоточенный: бежать, что-то делать.
Наконец приехал мой друг и коллега Олег. С котом и свояченицей, которая уезжать не хотела долго. У нее – три кота.
У всех, и у котов, был такой же взгляд. Я ехал с котом в такси. Кот – в переноске, я держал его на коленях. Мы смотрели с котом друг другу в глаза.
Олег говорит: кот начал бояться, вздрагивать от звуков, когда рядом сильно попало. Влетело в магазин под окном. Громко. Стал жаться к Олегу. До этого гулял сам по себе.
Анджелина Джоли приехала во Львов с гуманитарной миссией. Улыбается беженцам на вокзале. Началась тревога. Побежала со всеми в укрытие. На ходу ее спрашивают: "Вам не страшно?" – "Нет-нет, все в порядке".
Но я узнаЮ этот взгляд.
Андрій Краснящих, писатель, преподаватель
