Правда знайде шлях

Середа, 07 грудня 2016, 19:40

Вчера комитет по регламенту и организации работы ВР однозначно высказался против снятия с меня депутатской неприкосновенности по представлению ГПУ, для дальнейшего привлечения к уголовной ответственности.

Большинство членов комитета, основываясь на нормах закона, вынесли решение о том, что прокуратура не предоставила достаточно доказательств и не обосновала выдвинутые мне обвинения.

Именно с таким заключением комитета представление ГПУ будет выноситься на голосование в зал ВР спикером. Я же вижу в этом желание власти свести счеты с политическими оппонентами.

Дискуссия на комитете 6 декабря и тон, избранный генпрокурором, в очередной раз обнажили проблему отношения в нашей стране к закону и ценностям права. Когда не находится юридических аргументов, в ход идет откровенное хамство и оскорбления.

А теперь подробнее о сути предъявленных мне обвинений.

  1. О юридическом обосновании

Представление ГПУ на привлечение народного депутата к уголовной ответственности должно отвечать таким критериям, как достаточность, законность и обоснованность. Также доказательства должны быть получены следствием законным путем.

Представление ГПУ не соответствовало ни одному из перечисленных критериев. Что и было подтверждено вчерашним решением комитета.

Согласно представлению, я якобы совершил уголовное правонарушение, суть которого сводится к пособничеству сотрудникам милиции в якобы незаконном лишении свободы Александра Драбинко.

На первом заседании комитета генпрокурор заявил: "У меня пока нет юридического текста подозрения к господину Новинскому, потому что на сегодняшний день нужно пройти определенный следственный путь. И я не исключаю, что это подозрение будет, и не исключаю, что этого подозрения не будет".

При этом согласно заявлениям Луценко, всё, что нужно генпрокуратуре, это: "… и обыски, и выемки – все, что необходимо. И после этого я или подпишу подозрение, или не подпишу".

Я благодарен генпрокурору за такую честную позицию.

В отличие от подготовившего представление прокурора Нагирняка, сам Юрий Витальевич еще на первом заседании комитета признал, что доказательств, достаточных для предъявления мне подозрения в совершении уголовных преступлений, на данный момент у ГПУ нет.

Их и не может быть. Поскольку реальные события, имевшие место в июне-декабре 2013 года – кардинально отличаются от версии Драбинко.

В представлении сказано, что "в неустановленном по объективным причинам месте и времени бывший президент Украины" дал мне якобы определенное задание.

На самом деле, и время, и место событий, которые вовлекли меня в разрешение "ситуации", связанной с Драбинко, – известны.

24 августа 2013 года, в День независимости мне позвонил Владыка Павел (Лебедь) и передал просьбу ныне покойного Блаженнейшего Митрополита Владимира о встрече.

Я с глубоким уважением относился к его Блаженству и тут же отправился в клинику "Обериг", где он находился. В присутствии Владыки Павла Блаженнейший Владимир попросил меня оказать помощь его личному секретарю Александру Драбинко в ситуации, в которую тот попал в связи с историей о похищении монахинь Свято-Покровского монастыря.

Я ответил, что у меня нет возможностей вмешиваться в работу правоохранительных органов, и что ему лучше обратиться напрямую к генпрокурору или министру МВД, а может, и к самому президенту.

Тем не менее, Предстоятель УПЦ попросил меня по возможности помочь Драбинко, и тут же благословил на это. Для меня, как для человека верующего, такое благословение означало обязанность сделать все, о чем просит Блаженнейший.

При окончании этой беседы в клинике "Обериг" присутствовал и сам Александр Драбинко.

То есть, известны и время, и место, и свидетели. Но ГПУ отказывается исследовать эти обстоятельства, несмотря на мои неоднократные просьбы.

  1. О Коряке и перемещениях Драбинко

В представлении указано, что я: "давал в телефонном режиме неоднократные указания Коряку В.В. о возможности перемещения или запрещения перемещения Драбинко с территории комплекса "Банный двор "Вышгород" для проведения богослужений".

Хотелось бы узнать: есть ли у прокурора Нагирняка, составлявшего представление, хотя бы одно подтверждение того, что я "запрещал" перемещать Драбинко куда-либо?

Действительно, выполняя благословение Блаженнейшего, я неоднократно обращался к Коряку с просьбой найти возможность сопроводить Драбинко в те места, в которые он хочет поехать, несмотря на ограничения, связанные с его статусом охраняемого свидетеля. Фактически – просил Коряка о послаблениях в режиме охраны, насколько это можно.

И это делалось мною с благословения Блаженнейшего и в ответ на просьбы-звонки самого Драбинко и его помощников.

Охрана – это всегда определенные ограничения, с которыми должно согласиться охраняемое лицо. Собственно, в законе об обеспечении безопасности участников уголовного судопроизводства, который применялся к Драбинко, так и написано.

После моего посильного участия в решении вопросов с охраной меня неоднократно благодарили и сам Блаженнейший, и Драбинко, и его родители, к которым он выезжал за пределы Киева.

Сейчас звучат слова о том, что это была не охрана, а "конвой", что все было "незаконно", "против воли" и так далее. Но на то время Драбинко и сам Блаженнейший мне ничего не говорили о "незаконном удержании", "лишении воли" или прочих противозаконных действиях.

В решение его судьбы по так называемому "делу монашек" были вовлечены высшие должностные лица государства – и генпрокурор, и министр внутренних дел, и даже президент лично обещал ему помощь.

Драбинко обращался за помощью ко многим; перспектива оказаться вместо свидетеля подозреваемым у него действительно была. И все зависело от сотрудничества со следствием, которое охраняло его как свидетеля.

Я знал, что Драбинко охраняют. Но никаких оснований полагать, что его незаконно лишили свободы – у меня не было. Наблюдая его в тот период в разных местах в разное время и с разными людьми, я и подумать не мог, что его кто-то изолировал и там удерживает, или что-то подобное.

Если милиционеры во время охраны отказывали Драбинко или запрещали посещать определенные места – пусть правоохранители задают вопросы им. Но при чем здесь я?

По мнению генпрокурора, сам факт согласования охраняемым лицом с сотрудниками охраны желания куда-то ехать – это лишение свободы. Но такая трактовка прямо противоречит статье 6 закона "Об обеспечении безопасности лиц, которые принимают участие в уголовном судопроизводстве".

  1. О статусе.

Генпрокурор просит депутатов: "Дайте Новинскому такой же статус, как и обычным бойцам "Грифона". И все!"

На сегодня у сотрудников специального батальона судебной милиции "Грифон" нет никакого статуса в уголовном производстве, связанном с Драбинко.

У них был статус подозреваемых, потом обвиняемых. Но Вышгородский суд, куда ГПУ направила обвинительные акты в отношении командира батальона Шматько и его заместителя Олишевича – четырежды возвращал дело. Судебными решениями было установлено, что обвинительный акт не содержит изложения фактических обстоятельств уголовного правонарушения, не сформулировано и не конкретизировано, почему в действиях сотрудников "Грифона" усматривается состав преступлений, предусмотренных статьями 146 и 365 УК.

  1. О доказательствах

На трех страницах представления идет перечисление протоколов допросов, заявлений Драбинко, постановлений следователей о применении к нему мер безопасности, а также упоминаются письма Блаженнейшего Митрополита Владимира.

Я могу объяснить, почему ГПУ отказалась предоставить регламентному комитету какие-либо протоколы допросов из указанного списка, и почему в самом представлении нет элементарных ссылок на то, доказательством какого факта или обстоятельства есть тот или иной допрос.

Все очень просто.

Если исключить показания Драбинко и Жигулина, то у других допрошенных следствием лиц – не то что показаний против меня, а даже упоминания обо мне нет!

Что касается писем Блаженнейшего Митрополита Владимира в адрес высших должностных лиц государства – только одно из них не вызывает никаких сомнений. Это письмо Министру внутренних дел о мероприятиях, связанных с празднованием 1025-летия Крещения Руси.

Что интересно, в нем прямо сказано: "… дать соответствующее распоряжение службам, в настоящее время обеспечивающим безопасность архиепископа Александра (Драбинко) (по известной Вам необходимости), организовать своевременное его прибытие на мероприятиях празднования".

Что касается других писем, копии которых, заверенные самим же Драбинко, нам демонстрировала в своей презентации ГПУ, они обоснованно вызывают сомнения в достоверности, так как под их номерами в канцелярии УПЦ зарегистрированы абсолютно другие документы, о чем имеется соответствующий официальный ответ в материалах дела.

Как "серьезное доказательство того, что схема была и реализовывалась" генпрокурор предъявляет "документ – Указ самого Митрополита Владимира про отстранение претендента, по замыслу Януковича, Антония от должности "за преждевременные амбиции".

Но, как следует из официального ответа УПЦ на мое обращение, указанные в качестве "доказательств" письма якобы Митрополита Владимира – в УПЦ не готовились и не регистрировались, а само обращение к епископату от имени Предстоятеля УПЦ, копия которого предоставлена следствию и заверена Драбинко, на самом деле никому из архиереев не пересылалось.

  1. О дополнительных материалах

Они были представлены по запросу депутатов после первого заседания комитета. Даже беглое ознакомление с подозрениями Захарченко и Коряку говорит о том, что данные документы не имеют ко мне никакого отношения. В них нет упоминания ни Новинского как пособника, ни даже Януковича как заказчика, ни, в конце концов, "преступной группы", которую упоминает ГПУ в представлении.

  1. О телефонах и законах

Что касается заявления генпрокурора о наличии у следствия информации о 40 соединениях моего мобильного телефона с телефоном Коряка. Прокуратура не может судить о сути разговоров, и сами соединения не являются чем-то, что может меня обличать.

Важно другое: при получении этих "доказательств" прокурорам не помешал мой статус народного депутата – и они еще в июне этого года запросто получили мою телефонию.

Это к вопросу о законности.

Юрий Витальевич в прошлый раз просил: "Дайте возможность послушать телефон Новинского, кому он звонит сейчас". Именно так и сказал. Зачем?.. Если "нужные" следствию "доказательства" они уже добывают. И "закон" им не мешает.

*   *   *

В этой истории нет ничего нового.

То, против чего господин Луценко боролся ранее, теперь вовсю используется им же самим – ГПУ была и остается орудием сведения политических счетов и устранения неугодных власти оппозиционных политиков, занимающих иную позицию.

Тут и обыски, и "прослушка", и "наружка", и прочие известные приемы.

Я неоднократно заявлял, что дело в отношении меня сфабриковано и политически мотивировано, но сегодня я уже не исключаю и экономического подтекста.

Я абсолютно спокойно отнесусь к завтрашнему решению зала Верховной Рады, потому что никогда не прикрывался депутатской неприкосновенностью. Моя совесть чиста, я никогда не нарушал закон.

Я не покину Украину, как бы этого не хотелось моим недругам. Я последовательно буду отстаивать свое честное имя в украинских и международных судебных инстанциях.

Уверен, что правда в конечном итоге найдет себе дорогу.

Вадим Новинский, народный депутат, специально для УП

Ранее "Украинская правда" публиковала позицию Александра Драбинко. С ней можно ознакомиться по данной ссылке

Колонка – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст колонки не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ній піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора колонки.
Реклама:
Шановні читачі, просимо дотримуватись Правил коментування

ДІЯ на експорт. Чим український GovTech приваблює закордонних партнерів

Справедливість, що шкодить. Які наслідки матиме рішення про "покарання" українців за кордоном

Коли запрацює еАкциз в Україні

Що наші діти дивляться на YouTube українською?

Чому "клуб білого бізнесу" - дуже погана ініціатива?

"Ти цілий день живеш його життям": повсякдення доглядальниць за пораненими ветеранами