Дмитрий Строцев: Фюрер Лукашенко готовился к Майдану, а получил евалюцию

"Что у нас нового? Народ", – в один из дней протестов в Беларуси написал Дмитрий Строцев на своей странице в Facebook.

Дмитрий – известный белорусский поэт, мыслитель, гражданский активист, автор десяти поэтических сборников, куратор культурного фестиваля "Памежжа" (рус. "Пограничье" – УП) и руководитель литературного проекта "Минская Школа". Сейчас в киевском издательстве "Дух и літера", готовится к выходу книга его стихотворений на четырёх языках, обращенных к Беларуси и Украине.

На его странице в соцсети в эти дни появляются фотографии акций протеста, короткая событийная аналитика и новые стихи. Их читают, цитируют, переводят – на украинский, грузинский, английский, немецкий, китайский.

Как минчанин Строцев понимает и чувствует настроения, не замеченные диванными экспертами, обвиняющими белорусов в недостаточном радикализме. Как поэт и философ он способен точно формулировать неочевидные смыслы происходящего. 

Интервью мы записывали несколько дней. Попытки поговорить прерывались отключением интернета в Беларуси в первые дни протестов. Решением Дмитрия сопровождать дочь на уличных акциях. Участием в движении "Женщины в белом" на Комаровском рынке в Минске.

Дмитрий Строцев рассказал "Украинской правде" о том, как народ преодолевает свою зависимость в абьюзивной сцепке с властью. 

О безуспешной попытке Лукашенко создать в стране привластное сословие. 

О картине "Ева" (ее часто называют белорусской Моной Лизой), которая спустя 92 года после создания стала символом протестов, и новом слове в белорусском языке – "евалюция". 

О том, почему в Беларуси сегодня не слышны голоса Светланы Алексиевич и Сергея Михалка, зато слышен голос Виктора Цоя. 

О том, как выстроенная диктатором система "сливает" своего создателя. 

И о том, почему белорусы не спешат штурмовать Дворец независимости, жечь покрышки и готовить "коктейли Молотова". 

А начали мы с вопроса о том, что происходило в Минске 23 августа глазами участника марша, на который вышли сотни тысяч белорусов.

"Шествие 23 августа предваряли угрозы расстрела людей, – рассказал Дмитрий Строцев. – Министр обороны Хренин в своем выступлении сказал примерно следующее: "Солдаты первый выстрел сделают в воздух, а потом будет огонь на поражение".

Мы выходили на этот марш как в последний раз. Оказалось, людей пришло даже больше, чем в прошлое воскресенье. На одной только площади Независимости и примыкающих пространствах собралось более 200 000 человек.

Протестное шествие направилось к дворцу президента. Это такое архитектурное чудовище в азиатском стиле на берегу Комсомольского озера. Оказалось, власть так испугалась, что на всю ширину дороги построила баррикаду из щитов, утыканную омоновцами и укрепленную автомобилями.

В это время с территории дворца поднялся вертолет. Подумали, что президент улетел. Оказалось, наоборот, вертолет слетал за диктатором. Явно подготовленный пункт сценария: прилетает "хозяин" и раздает возмездие. 

Russia Today снимала Лукашенко с сыном в салоне. Перформанс сопровождали видео и фоторепортажи в Telegram о том, как разворачиваются военные, сидевшие в центре Минска, чтобы заблокировать этот самый центр. Страшный момент.

Представьте, несколько сотен вооруженных ландскнехтов в центре Минска и безоружные люди. Было похоже на то, что их начнут избивать, когда на улицах останется не триста тысяч, а десять. 

Но этого не произошло. 

Можно допустить, что сорвался согласованный план расправы, и сорвался потому, что армия отказалась в этом участвовать". 

"Евалюция" ─ новое слово нового языка белорусов"

─ Вкусная сгущенка, ровные дороги, остров стабильности, крепкий хозяйственник-президент — главные мифы о Беларуси эпохи Лукашенко. У тех, кто не следил за происходящим в стране в последние десятилетия, нынешние протесты могли вызвать ощущение грома среди ясного неба. Насколько неожиданными они были для самих белорусов?

─ Протесты в Беларуси были практически с того момента, как Лукашенко утвердился во власти. И ответом на них всегда было насилие. Все 26 лет.

С середины 1990-х были зверства. Людям сапогами животы разрывали. Было несколько точек накала. В 2006-м и в 2010 году сопротивление было колоссальным.

Но это всегда были протесты каких-то групп оппозиции и сочувствующих им. И власть неизменно пользовалась риторикой о своей победе над очередной террористической организацией, проплаченной с Запада.

Несмотря на авторитарный режим, все 26 лет страна менялась. Эти изменения ускользнули от европейской общественности и не были достаточно отрефлексированы самими белорусами.

Все эти годы народ искал свой язык протеста, язык своего достоинства. Сейчас произошло рождение новой общности. Сколько это продлится – неизвестно, но пока так.

─ Чем отличаются нынешние протесты? Только масштабом?

─ Поймите, происходящее в Беларуси сейчас – это не борьба оппозиции с некой властью. До последнего времени было именно так, сейчас нет.

В стране действительно есть группа, которая представляет себя как политическую оппозицию. А есть общность белорусского народа, которая к этому моменту прошла серьезный путь.

Выборы президента и фальсификация их результатов стали факторами, собирающими общество. 

Власти противостоит народ, который чувствует свое новое качество ─ примерно так, как человек чувствует свое тело.

─ В чем еще особенность белорусских протестов?

─ В способности мгновенной солидаризации в любом новом месте. В Беларуси всего полторы тысячи омоновцев. 

Если протесты возникают повсюду, они не успевают. Выматываются в своем железе. Их кидают из одного конца города в другой, горожане их заставали спящими днем во всей своей амуниции. 

Можно бороться с оппозицией, которая имеет пределы, границы. Невозможно бороться со всем народом.

Сегодня есть один белорусский народ и есть драконья кожура, панцирь, который обществу необходимо сбросить с себя. Новое ощущение себя сейчас переживается солидарно.

─ Что ускорило вызревание этого тела народа?

─ Во-первых, фактор близости к Европе, свободная интеграция. Люди ездят, работают, где хотят, свободно получают информацию со всего мира.

Во-вторых, фактор рождения белорусской государственности. Государства Беларусь не существовало никогда. Все исторические отсылки к Великому Княжеству Литовскому, Речи Посполитой, Российской империи не помогают. 

Когда-то это должно было произойти. Сейчас это происходит на наших глазах.

Еще одним фактором стало то, что я называю в своих стихах "доверием к насилию". Люди, живущие на землях Беларуси, столетиями испытывали по отношения к себе насилие в разных формах. Христианское мировоззрение здесь не возобладало. 

Базовым явлением в Беларуси всегда оставалось родовое язычество, не дающее понятий о добре и зле, о справедливости. Зато сохранялось представление о силе, мощи, которые покрывают все.

─ У кого сила, у того и правда?

─ Где-то так. Чтобы не страдать еще больше, нужно вовремя признать силу. Лукашенко почувствовал это сразу. 

Свой язык общения с обществом он начал формировать на этих языческих основах. Ему долго удавалось. Протесты топил в крови. Сохранил смертную казнь. Прямые утверждения принципа силы как последнего и единственного аргумента.

Только сейчас белорусы преодолевают свою зависимость в абьюзивной сцепке с властью.

─ Преодолевать приходится в автозаках, полицейских отстойниках и реанимациях. Складывается ощущение, что Лукашенко был готов к происходящему и никаких сюрпризов в августе 2020-го для него не было. Так ли это?

─ Лукашенко, понимая, что созрел серьезный протест, приготовил все для силового столкновения. Он его ждал. 

Силовой протест дал бы Лукашенко все козыри в руки. Мол, собрались отморозки, наркоманы и хотят устроить бунт, столкнуть общество со стабильной платформы. 

А получил "евалюцию" ─ явление, которое возникло в начале протестов. Очень важное явление и слово, не только с революционным, но и эволюционным эхом в своем звучании. Новое слово нового языка белорусов.

"Сначала была Ева, потом триумвират, сейчас ─ все женщины"

─ На этот раз у борьбы за независимость женское лицо. И даже три лица ─ Светлана Тихановская, Вероника Цепкало и Мария Колесникова. Готовность объединиться вокруг фемининного образа ─ маневр, сбивающий с толку абьюзера?

─ Произошло то, к чему Лукашенко не был готов. Первым женским символом протеста белорусов стала "Ева" Хаима Сутина, самая дорогая картина в стране, жемчужина коллекции Белгазпромбанка (председателем правления этого банка до мая 2020 года был один из лидеров оппозиции Виктор Бабарико, арестованный в июне ─ УП). 

На ней изображена обычная женщина – женский портрет. Сразу после ареста Бабарико картину захватили и приобщили к делу против него. Но её мгновенно растиражировали на майках и сумках по всей стране, и до выборов она стала ключевым образом протестов.

В ответ команда Лукашенко сделала свой ход, после которого все должно было бы заглохнуть. В список кандидатов не попали ни Бабарико, ни Цепкало, за которых люди хотели голосовать. В список допустили только Тихановскую.

─ Почему Тихановскую оставили в списках?

─ Потому что Лукашенко – маскулинный фюрер. Женщину как противника он не видит вообще. И совершает ошибку. Он уверен, что домохозяйка, которая жарит котлеты, не сможет противостоять ему. Он смело на эту тему высказывается, готов посмеяться. 

И вдруг тон, заданный "Евой", поддержанный Тихановской, подхватывает вся страна. Начинается процесс, который Лукашенко не может не только понять, но и увидеть. В который не верит.

Руководство штабов кандидатов, не попавших в избирательные бюллетени, мгновенно договорилось со Светланой. Появляется женский триумвират.

─ Ситуативный и несистемный?

─ Дело не в политических или каких-либо еще качествах этих женщин. А в женском символе, который мгновенно мобилизует и собирает все общество.

Еще раз: Лукашенко абьюзер, маскулинный монстр, который готов сражаться с мужиками, это он умеет, у него для этого приготовлено все.

И тут появляются три женщины, которые мгновенно захватывают внимание и расположение всего общества. 

Не важно, что они говорят. Важен их образ, важны все их знаки и значки. С "сердечком", "кулаком" и "викторией" триумвират начинает путешествовать по стране и собирает пикеты. Над ними звучит голос Тихановской. Он становится очень слышимым.

Светлана ─ не сконструированный образ. На одной из ее встреч со старой оппозицией я присутствовал. Был круглый стол для доверенных лиц. Я на нее посмотрел, как она ведет себя, что говорит. 

Она говорила о том, что не готова к власти, что власть "не ее" стихия, это людей к ней располагает еще больше.

─ Действительно ли фальсификация результатов выборов на этот раз была беспрецедентной?

─ Один пример, свидетелем которого я был. На моем участке в минской школе были прозрачные урны. В урне все бюллетени были сложены гармошками. Это был знак голосования за Тихановскую.

Вечером люди пришли к участку узнать результаты подсчета голосов. Прождали три часа; в какой-то момент к школе на скорости подскочил огромный автобус с омоновцами. Люди отшатнулись. Они пробежали мимо людей, перелезли через забор и ворвались в здание. Спешно вывели комиссию и увезли. 

Тут одна логика только может быть ─ в комиссии были люди, не подписавшие фальшивые протоколы. Их несколько часов ломали, не сломали и увезли для того, чтобы не было контакта с людьми, собравшимися возле школы.

Через некоторое время стало понятно, что происходило со штабом Тихановской. Были угрозы, штаб об этом заявил. КГБ прореагировал подготовленным образом: вызвался "защитить".

Во время выборов штаб по сути был арестован, его "охраняло" 20 спецназовцев. Тихановская пришла во ВЦИК и принесла жалобы на фальшивое голосование. Ее ждали. Заставили произнести текст, который она не хотела произносить. И вывезли за границу.

Ее не выпустили из страны, а депортировали, выбросили. С уверенностью, что это погасит сопротивление.

─ Когда выбрасывают лидеров, народ обычно оказывается деморализованным. Оказалось, что это не про белорусов. Как это объяснить? 

─ У белорусов есть очень интересная история, прецедент. 9 марта 1918 года на территории современной Беларуси была объявлена Белорусская Народная Республика, ее высшим государственным органом стала Рада БНР.

С 1919 года, когда Минск заняли большевики, правительство БНР продолжило свою деятельность в изгнании. Это до сих пор действующее правительство, самое старое в Европе. Белорусы его помнят и уважают, считаются с мнением.

Есть великая белорусская поэтесса Лариса Гениюш, которая в 1943 году была секретарем Рады БНР. КГБ захватил ее в Праге, она была привезена в советскую Белоруссию, ее склоняли к принятию гражданства. Она до конца жизни не сделала этого, даже после 7 лет лагерей.

Это не ответ на вопрос: "что будет завтра?". Это иллюстрация к тому, что традиция и принятие того, что лидер может быть в изгнании, на расстоянии, у белорусов есть. 

─ Одной из самых непонятных мирных акций посреди кровавой бани Лукашенко выглядит акция "Женщины в белом". Это наивность? Хитрый тактический ход? "Слабоумие и отвага" свободных художников?

─ Это продолжение женской линии белорусского протеста. Казалось, что она заглушена двумя сутками бойни, где сила показывает, что ей противопоставить нечего. 

В любое время суток может подъехать автозак и схватить кого угодно. Им важно хватать не зачинщиков, а обычных людей. Вырывать из повседневности. Чтобы страх под кожей шевелился.

Я участвовал в самом первом стоянии на Комаровском рынке. Представьте, возле рынка стоит автозак. Женщины, одетые в белое, покупают цветы и кладут их в ряд. Подъезжает машина с мигалкой. Женщины стоят поодаль, боятся подойти. И вот на моих глазах они подходят и выстраиваются в линию вдоль цветов. Автозак неожиданно отъезжает. За ним уезжает милицейская машина.

Символ женской энергии включает снова всю Беларусь. Белорусы шутят, что в эти дни в стране пропала вся красная и белая ткань. Люди повытаскивали из закромов белую одежду, даже те, кто ее не носил. 

Это очередное чудо, следствие призыва Евы-камертона. Сначала была Ева, потом триумвират, сейчас ─ все женщины.

─ На женские шествия не было нападений?

─ Не было. Появился ресурс, который есть в архетипе белорусов, он нейтрализует маскулинность террористического аппарата.

В этих страшных деградировавших генералах при виде женщин и цветов что-то человеческое срабатывает. Может быть, чувствуют, что если хоть к одной женщине из шествия прикоснутся чудовища, их просто на части разберут.

Через это высказывание ─ женщины в белом ─ дыхание общества чувствуют даже силовики. Белый фильтр, в котором эти мрази увидели людей. После этого к женщинам стали присоединяться мужчины с транспарантами. Огромные многотысячные шествия залили города.

─ Представим, что завтра Лукашенко теряет власть. Кто возглавит страну? Тихановская, для которой политика "не ее"?

─ У Светланы есть доверенные лица, которые сопрягаются с активистами, специалистами в разных областях, у которых есть пакеты предложений. На круглом столе, где я присутствовал, Тихановская сказала: "Среди вас есть человек, благодаря которому я решилась баллотироваться. Этот человек разговаривал со мной часами, убеждал, успокаивал, объяснял какие-то вещи".

Я не вправе называть фамилии, но, поверьте, это не какое-то спонтанное героическое желание возглавить страну. Какие из предложений оппозиционных групп получат зеленый свет, я не знаю.

Уже сформирован Координационный совет при штабе Тихановской, куда вошли авторитетные белорусы – юристы, ученые, экономисты, представители стачкомов, писатели. Можно говорить о начале периода двоевластия в стране.

"Совесть нации" потрясена тем, как говорит народ"

─ В такие моменты как сейчас инициативу обычно подхватывают те, кого принято называть "совестью нации". Их голосов сегодня не слышно. Разве что обращение Светланы Алексиевич к Лукашенко, которое пару дней бродило по Фейсбуку. Где все эти люди и их голоса?

─ Я скажу честно, Светлану Алексиевич не слышно, она ничего официально не заявляла. К ней обращаются, и она что-то отвечает, вот как я вам сейчас.

Это знаковая ситуация. Светлана молчит не потому, что ей нечего сказать. И не потому, что она занята огородом. Просто "совесть нации" потрясена тем, как говорит народ.

Мне кажется, что мы все сейчас слушаем, понимаете? Это какой-то особенный момент. В этом есть какое-то смирение, может быть, даже целомудрие. В этом молчании нет растерянности или ужаса. 

Официальная оппозиция пытается сейчас вернуть себе голос, но у нее тоже не получается.

─ Давайте поговорим о музыкальных голосах протеста.

─ С музыкой то же самое примерно. Вы знаете Сергея Михалка, знаменитого на всем постсоветском пространстве рок-музыканта, очень активного, очень-очень белорусского. Где он сейчас? В Украине! У него гастроли. Его голоса здесь нет вообще. Никакого.

По улицам Минска шло шествие с бумбоксами, которые гремели какой-то музыкой. Появился перевод песни польского сопротивления "Стены рухнут". Андрей Хаданович перевел. Вот эта песня звучит. А "Воины света" Михалка не звучат.

Михалок хорошо срезонировал на Майдане, когда было силовое противостояние. А здесь они не работают. Не резонируют с ситуацией, которая есть.

─ А "Мы ждем перемен" Цоя с тридцатилетним опозданием срезонировало вдруг?

─ Я думал, почему. Цой сформировался в перестроечное время, в его песнях есть жажда перемен, которая объединяет не на готовности к силовому противостоянию, а на общности жажды свободы.

Сборка в другой точке. Эта точка не инфантильная или слабая. А просто другая. Там достаточно воли, мужества, но нет переступания грани, которое для Беларуси была бы ошибочной. Поэтому мы не делаем шага, которого от нас ждут. 

─ Брать страну интуицией, останавливать палачей цветами…

─ Рационально ничего сделать невозможно. Ничего. Все подвластные логике ходы предусмотрены и жесточайшим образом пресечены заранее. Тем не менее, происходят какие-то вещи, перед которыми они беспомощны. 

"Сейчас очень не хочется воевать..."

─ Есть ли признаки того, что старая система дает сбой?

─ У меня нет большого опыта общения с представителями власти. Но я скажу так: в СССР были разрушены все сословные разделения общества, был создан эфемерный советской народ.

После распада Союза все у всех было по-разному. Например, в Средней Азии началось стремительное возрождение сословий.

В Беларуси в позиции Лукашенко было желание сохранения советского народа. И создание привластного сословия, которое питалось бы от народа и было защищено от проникновений снаружи.

Формирование силовых структур, ОМОНа и других, шло определенным образом. Набирали из детдомовский ребят, для которых Лукашенко был батька до конца жизни.

Формирование чиновничьего аппарата – по принципу своячества. В чиновники попадают люди из народа, специалисты, которые что-то могут делать, а не просто паразитировать. 

Благодаря им сословие не состоялось, несмотря на усилия Лукашенко. Эта идея оказалась абсолютно не жизнеспособна.

В Минске есть такой человек, Павел Латушко, который был министром культуры какое-то время, потом послом во Франции, последняя его должность – директор Купавловского театра в Минске. 

Сейчас Павел возглавил протестное выступление театра против насилия в стране. На днях был уволен с должности директора театра. Потом заявления об увольнении положили все сотрудники театра. Все. Казалось бы, чиновник, успешный. Он оказался свободным от системной зависимости.

Я допускаю, что среди приближенных Лукашенко есть люди, кровно связанные с этим самым народом. В том числе военные, люди из МВД.

─ Насколько Лукашенко отдает отчет в том, что выстроенная им система понемногу "сливает" его?

─ На днях в сети обсуждали, почему Лукашенко взял с собой на заводской митинг сына. Ведь он знал, что его будут обзывать, кричать: "Уходи!" и крыть по матери.

Есть мнение, что он панически за него боится. Что тиран уже совершенно один. Если он оставит сына без присмотра, его мгновенно возьмут в заложники

Мы ничего не знаем о Лукашенко, но факт, что уже звучат голоса обласканных им людей, которые против его диктатуры. 

Лукашенко "сливают". Панцирь сыплется на глазах.

─ Переход силовиков на сторону протестующих действительно был? Или это революционный миф?

─ Не миф. Явление, которое вызревает постепенно. Как забастовки. Здесь забастовок не было, мы только подошли к этому. Как и к лозунгам "Уходи", "Лукашенко, в автозак", с коленчатым матом, которые ему рабочие выкрикивали в лицо на заводском митинге.

По городам ходят группки людей, завернутые в бело-красно-белые флаги, на стенах здания КГБ расклеены протестные плакаты. 

Днем в Минске вообще не видно ОМОНа. Они выползают только ночью. Власти теряют инициативу.

─ При этом молчит армия.

─ Военные не выступили против Лукашенко. Но мы не увидели и их активных действий по защите власти.

Минск весь нашпигован воинскими частями. Поднять армию ничего не стоило. 

Если бы в первые два дня ввели войска, в качестве причины миру можно было бы предъявить страшные злодеяния, которые случились на улицах. И представить ввод войск как неизбежную меру по спасению мирных граждан.

Это время уже упущено. Сейчас ввести войска ─ вызвать тройное возмущение.

─ Что происходит в стране сейчас?

─ Сейчас идет невероятный ликбез. Идет формирование забастовочных комитетов. Здесь не бастовали, люди не знают, как это делается, нет структур и опыта. 

Евросоюз пообещал поддержать всех забастовщиков. Идут переговоры между бастующими и администрацией предприятий. Процесс, который ведет к увеличению тела забастовки.

Несколько дней назад был потрясающий прецедент, весь интернет на уши встал. В Заславле водитель мусоровоза ездил, сигналил, и его не могли остановить гаишники. Персональная акция протеста. Это вызывают не насмешку, а огромную благодарность. 

Курсанты суворовского училища написали письмо в Министерство обороны Беларуси с требованием принять сторону народа.

Волонтеры во всех больницах, передачи раненым, таксисты, которые возят бесплатно, если пассажир едет к СИЗО на Окрестина... 

─ Похоже на акции Майдана, от которого Беларусь несколько отстраняется сейчас. Срабатывает страх перед "майданутыми"?

─ Мы не дистанцируемся от Майдана. Мы благодарны Майдану, мы солидарны с Украиной, переживаем события, связанные с войной на востоке. Мы не ездим в Крым. 

Но в нашей особенной ситуации нам важно не примерять на себя чей-то опыт, другие модели.

Если все придет в фазу еще более жесткого противостояния, мы вынуждены будем воспринять этот опыт.

Но сейчас все по-другому. Очень не хочется воевать. 

Разговаривала Лариса Даниленко, для УП